Мир приключений 1976 г.
Шрифт:
Афанасьев назвал свое имя и отчество и спросил:
— Где вы работаете?
— Дорогой Александр Филиппович, разве это имеет значение? Сейчас для меня самое важное — судьба сына. Вот принесла вам заявление. Я и общественность нашего дома просим вас отдать мне сына на поруки.
Ирина Владимировна развернула бумагу: на двух страницах было пространное заявление с перечислением всех достоинств Евгения Лидова, третья была покрыта подписями.
— Со мной пришли члены домового комитета и ближайший сосед, — объяснила Лидова — Иванова. — Они подтвердят, что готовы поручиться за Женю.
Майор взял бумагу, от нее пахло тонкими духами.
«Где
— Вообще я окончила институт иностранных языков, работала в системе «Интуриста», а сейчас директор вагона-ресторана на международных линиях. Я очень часто в поездках, сегодня, к счастью, оказалась дома. Если моего заявления вам недостаточно, то я принесу письмо с работы, из техникума. Обещаю вам, что мой сын исправится и этого с ним больше никогда не повторится. — Женщина говорила уверенно, то вкрадчиво, то с искренней болью.
Афанасьев заглянул в заявление. Оно было отпечатано на машинке и адресовано ему.
— Когда у вас были мои сотрудники?
— Около девяти утра.
«Вот это оперативность, — подумал Афанасьев, — успела напечатать, обежать жильцов, упросить их подписать, да еще двух ходатаев привела сюда».
— Скажите, Ирина Владимировна, сами-то вы что думаете, почему это случилось? Раньше ваш сын судился?
— Что вы, что вы! Евгений даже близко возле суда не был. А что с ним произошло, понятия не имею. У нас дома все есть. Я каждый раз, возвращаясь из-за границы, привожу ему подарки. Может быть, не очень дорогие, так как валюты бывает немного, но я же вам говорила, что у него есть все.
Женщина достала сигарету.
Майор тоже открыл стол и потянулся за пачкой «Явы». Ирина Владимировна пододвинула ему пачку своих и с удовольствием сообщила:
— Курите — американские.
— Благодарю, я привык к «Яве».
— Я сама никак не пойму, что произошло с сыном. — И очень осторожно, словно прощупывая собеседника, спросила: — Может быть, Женю приятели увлекли? — Не получив ответа, продолжала: — Он добрый, ради друзей готов на все. Привезла ему в прошлом году техасский костюм, он его другу подарил. Привезла второй, он сейчас же отдал поносить кому-то куртку, и так все. Зажигалки, ручки, патефонные пластинки у него живут один — два дня, я уже к этому привыкла.
— Ирина Владимировна, пригласите ваших поручителей, я с ними познакомлюсь.
— Обоих?
— Можно обоих.
В кабинет вошла, подслеповато щурясь, полная, высокая женщина в старомодном полотняном плаще. Она независимо подошла к столу и села напротив майора. Следом за ней появился высокий мужчина, тоже преклонного возраста, в сильно поношенном костюме и несвежей рубашке. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке, переминался с ноги на ногу. Настороженно осматривал кабинет. Ирина Владимировна их представила:
— Наталья Леонидовна — представительница нашего домового комитета, а это мой сосед, Леопольд Антонович.
Поручительница сразу же бойко заговорила:
— Наша общественность знает Женю… — И тут же поправилась: — Евгения и просит его на поруки. Мы всем коллективом будем его воспитывать. Общественность заверяет, что больше Лидов не позволит себе никаких плохих поступков.
От длинной речи Наталью Леонидовну бросило в жар, она достала цветной платок, стала вытирать лицо, искоса поглядывая на Лидову — Иванову. Майору показалось, что Ирина Владимировна одобрительно подмигнула своей поручительнице.
— Ну,
Присевший на край стула поручитель вскочил:
— Я как работник искусства присоединяюсь к просьбе и могу заверить вас, что Евгений ничего подобного не совершит.
— А вы где работаете?
— В театре… осветителем сцены.
— Значит, вы пришли спасать Женю Лидова по просьбе его матери? И не просто сами, а от имени общественности, так звучит ваше поручительство более весомо? Ну, а вы хоть знаете, что он совершил? — медленно, растягивая слова, говорил майор. — Так вот, позавчера утром он в маске и с оружием в руках ограбил квартиру. Связал хозяйку и похитил вещи, на пять тысяч рублей. По закону это преступление называется разбой, и суд может за него дать до пятнадцати лет лишения свободы. — Майор говорил и следил за поведением всех трех просителей. Мать побледнела, Наталья Леонидовна стала краснеть. «Представитель искусства» вскочил и хотел что-то сказать. — Нет, подождите. Давайте выясним все окончательно. Судя по заявлению, вы намерены взять на себя ответственность за поведение Евгения Лидова и согласны отвечать за все, что он может натворить в дальнейшем, скажем, за любое новое его преступление вас должны привлечь к уголовной ответственности вместе с ним, так?
— При чем тут уголовная ответственность? Мы общественность, — на этот раз не так уверенно заговорила представительница домкома. — Согласны Женю воспитывать.
— Подождите, — остановил ее Афанасьев. — Лидов приходил домой пьяным?
— А кто теперь не приходит? Вот Леопольд Анатольевич хороший человек, а тоже выпивает.
— Нет, поговорим сначала о Лидове. Вы видели, что он бывает пьяным?
— Видела, видела, все видели.
— Почему же в первый или второй раз вы не подняли тревогу, не вызвали на товарищеский суд мальчишку, его мать? Почему не обратились в детскую комнату милиции? Ведь пьяный подросток — это чрезвычайное происшествие для порядочного человека. Что же вы молчите? — Афанасьев достал «Яву», закурил и, уже успокоившись, спросил: — Как же быть с вашим поручительством? Согласны нести ответственность за Евгения Лидова?
— Отдайте наше заявление, — поднялась со стула Наталья Леонидовна.
— Я как работник искусства в уголовные дела вмешиваться не собираюсь. Озорство или даже драка — это другое дело, — проворчал мужчина.
— Заявление ваше я оставлю у себя, а вас не смею больше задерживать.
Поручители ушли, а мать медленно укладывала в сумку сигареты, платок, очки.
— Разрешите мне свидание с сыном, — попросила она.
— Нет, не разрешу, — быстро ответил Афанасьев.
— Вы еще пожалеете! — вспылила женщина. — Я пойду на Петровку к вашему начальству, к самому генералу, а своего добьюсь.
— Не думаю, — ответил Афанасьев, а когда остался в кабинете один, выкурил подряд две сигареты и снова принялся составлять документ.
Вошли Ильин и Звягин.
— Ну, этот Женька — тип, — радостно начал Звягин. — Когда из Серебряного бора ехали, поговорили. Он все овечкой прикидывался. Пригласили, уговорили, он не хотел… На самом деле его еще два года назад привлекали за кражи. Ограничились возмещением убытков. За драку из школы выгнали. Устроился в техникум, учится плохо, дома пьянствует, а мать все покрывает. Мамаша у него дай бог каждому… Мы пришли на обыск, а она сразу: «Кофе с лимоном или с коньяком? Есть французский, а может быть, завтрак на скорую руку?» Еле отвязались.