«Мир Приключений» 1977 (№22)
Шрифт:
А потом я все рассказала Ростиславу Васильевичу про человечков. Начало он знал — ведь здесь, в Ленинграде, Калабушкин отдал их маме — и даже видел их. Я ему сказала, что каждому дала имя. Рассказала, сколько мы с мамой выдержали всяких насмешек из-за них, после того как в газете сначала написали, что они пришельцы из космоса, а потом наоборот, что это все подделка.
Тут Ростислав Васильевич здорово дернул себя за волосы.
— Ну это-то мне знакомо, еще как знакомо!
И потом я еще сказала, что мы с мамой верим, что карта настоящая и что этот город есть. Но не смогли зажечь других своей уверенностью. Поэтому музей не стал просить об экспедиции, а у самого музея нет средств, да и потом…
— Не стал, еще бы! — И Ростислав Васильевич громко захохотал. — Марианна, представь себе, я прихожу к нашему заму — Петру Ивановичу и сую ему под нос эту карту. Ха-ха! Нет, ты представь, Марианна, — и Ростислав Васильевич даже поперхнулся чаем, — ты представь себе физиономию Петра Ивановича, когда я сую ему под нос эту карту и прошу этак тысяч десять на экспедицию. Ха-ха-ха!
И тут я, сама не знаю как, вдруг закричала:
— Ну что вы смеетесь, что вы смеетесь? Вы тоже не верите?
Ростислав Васильевич сразу стих и поверх очков посмотрел на меня.
— Что вы, Тата! Я совсем не над этим смеюсь, совсем не над этим! Я, знаете, вошел в положение Петра Ивановича. Вот представьте сами. Денег отпускают скудно, проблема даже окантовать гравюры, а тут приходит некий сумасшедший старик, сует под нос какую-то нелепую карту. Да понимаете ли, для начальства это то же, что прийти просить деньги на экспедицию на Таинственный Остров! Клянусь вам, одно и то же. Тридцать рублей окантовать Дюрера не дают! Нет — и весь сказ.
И тут вдруг я ни с того ни с сего выпалила:
— Ростислав Васильевич, а как вам кажется, ну вот то, что на карте написано, это безвкусица декаданса начала века?
Ростислав Васильевич сначала посмотрел на меня поверх очков, потом и вовсе снял очки, потом подергал свои волосы и только тогда ответил:
— Видите ли, милая Тата, мое свидетельство не авторитетно. Начало века для меня не история, а как раз то время, когда формировались мои взгляды и вкусы, так что я буду не беспристрастный свидетель. И потом, я чувствую, что это мнение о безвкусице декаданса высказано очень авторитетным для Бас товарищем, но все же я позволю себе… Видите ли, милая Тата, у каждого времени есть свои болячки, но есть и свои герои. И потом, все большое, сильное, настоящее, как бы его ни засовывали в рамки всяких направлений и терминов, все равно останется тем, что есть… Ну это так, общие разговоры, а что касается карты, то там ведь дело не в литературном вкусе, а в верности глаза. При составлении карты важно чутье исследователя природы. Иной раз талантливый исследователь так определит какое-нибудь явление или место, что как будто это название приклеилось к нему, другого уж и быть не может.
— Точно! — закричала я и чуть не перевернула чашку. — Да, да, вот в том-то и дело. Другого быть не может! Как я сразу не поняла. Это же точно то место, я его видела.
— Что вы видели, Тата?
— Я видела гору Мефистофель, под которой должен быть вход в этот город.
— Я вас что-то не понимаю. Вы видели, а спрашиваете, верю ли я в эту карту. Что вы там видели?
— Я видела гору Мефистофель и сразу узнала, что это именно Мефистофель, и вот даже со мной был один человек, ну такой человек, который очень хорошо во всем разбирается, и он тоже сразу сказал, что это гора — Мефистофель.
— Ну дальше, дальше. Что было дальше, что было под горой?
— А я не подходила. Мы видели ее только издали.
— Что-то я не пойму, Тата. Вы были рядом с нужным местом, да еще с понимающим человеком и ничего не выяснили, а теперь одна пускаетесь в путешествие, оставляете маму…
— Да, но…
— Ну что же «но», милая девушка, что же «но»?
Ростислав Васильевич так решительно надел очки, что я подумала: всё. Сейчас он меня выгонит. Но Марианна Николаевна спешила мне на помощь:
— Ростислав, спокойней, спокойней. Она тогда не могла.
— Не могла? Почему это она не могла? — загремел Ростислав Васильевич. — Почему?
— Потому что, — сказала я, — потому что этот человек нисколько не верил ни в карту, ни в человечков. Он смеялся надо мной.
— И вы испугались этого глупого смеха?
— Нет. Наверное, я испугалась с ним поссориться.
Все сразу замолчали. А мне стало ужасно неловко, что я так разболталась.
— Ну, главное даже не в этом. Я как-то сразу не поняла, что это тот самый Мефистофель. Смотрю — Мефистофель. Нет, не так. Матвей первый сказал: «Смотри, настоящий Мефистофель». Я посмотрела — точно, Мефистофель. У меня даже что-то задрожало внутри. Я вроде бы и вижу, что это Мефистофель, но как вроде бы и не поняла сразу, что это тот самый Мефистофель. Ну, мне трудно объяснить, понимаете…
— Понимаю, очень хорошо понимаю вас. И вы простите меня, что я так накричал на вас. Я оч-чень хорошо вас понимаю… Ты помнишь, Марианна, как со мной было, когда я нашел в хранилище рисунок Рюисдаля? Смотрю на него, вижу, что это Рюисдаль. Бог ты мой, да там даже ведь и подпись его, которую я не спутаю ни с чьей, а все-таки смотрю и не могу поверить, что это действительно Рюисдаль… Помнишь, Марианна, как я пришел домой и за обедом тебе рассказываю, а ты меня еще спрашиваешь: «Так что же тебя смущает? Почему ты думаешь, что это подделка? Это и есть, наверное, настоящий Рюисдаль». А я глаза выпучил. Ну конечно, это и есть Рюисдаль! Просто сразу не поверил такому счастью. Глазами вижу, а до сознания не доходит. Это ты, Марианна, ты, а то бы я, старый осел, так бы и заложил его обратно с хламом.
— Ну что ты, что ты! Назавтра, конечно, все бы дошло до тебя.
И они оба засмеялись счастливым смехом.
Да, мама правду говорила — лучше людей не бывает.
— Ну так вот, Тата, я слушаю вас, продолжайте. Вы не смогли в тот раз подойти к горе.
— Я поехала туда через некоторое время. Но совершенно без всякого толку, понимаете. Не знала, куда подступиться. С чего начинать искать. И что я могу одна сделать? И вообще, что я должна делать? Ну, в общем, мне казалось, что все пропало.
Ростислав Васильевич чуть дотронулся до моей руки.
— Все нормально, Тата, как говорят нынешние молодые люди, ваши сверстники. — И он повторил громким голосом: — Все нормально. Именно так все и должно быть. Даже эта ваша паника, она должна быть. Она не даст вам успокоиться, остыть, заставит мозг напряженно думать, искать выхода. И он найдется. Обязательно найдется! То, что произошло с вами, это нормальная модель всякого поиска — озарение, затем неуверенность, долгий труд и, наконец, победа! Да, вот еще какой вопрос к вам, милая Тата. Почему вы решили, что Калабушкин жив до сих пор?