Мир приключений 1983 г.
Шрифт:
Это было так непонятно и отвратительно, что лейтенанта, при всем его — хотя и пошатнувшемся — хладнокровии, затошнило. Но тут неведомо откуда снова заговорил Урод:
— Смотрите внимательно, Акира-сан. Мне… — Акира снова начал глохнуть, но успел разобрать слова вроде «квазисимбиоз». — Теперь я включен во все цепи Корабля. Мы едины…
Лейтенант почувствовал, что пол под ногами слегка завибрировал. Потом еще сильнее, еще сильнее. Зал покачнулся, стены накренились.
Акира присел, пытаясь устоять, но его неудержимо повлекло куда-то вбок. Он выставил руки, чтобы смягчить удар,
— Не волнуйтесь, Акира-сан, — раздался голос Урода. В нем звучала ясная интонация доброты и ободрения. — Амортизаторы предохранят вас от перегрузок и повреждений. Внимание!..
Чаша океана дрогнула, накренилась и поползла вниз.
Под страхом смерти лейтенант не смог бы выдумать такого. За какой-то час он и парил над Землей, облетая ее по экватору со скоростью, недоступной воображению богов, и вышел затем за пределы атмосферы, и увидел ослепительные яростные звезды, каких еще не видел никто. Луну он видел так близко, что, казалось, мог дотронуться до нее.
А потом было самое страшное, самое блаженное. Корабль замер среди звезд. Урод выплыл из своего гроба и почти силой поместил туда Акиру…
И неистовая жажда полета пересилила безумный страх: Акира скомандовал Кораблю, и тот рванулся вперед, на многие тысячи километров, и вверх, и вниз, и кружился, как линующая птица.
Впервые за долгое время Акира чувствовал себя свободным.
Обратно Корабль снова вел Урод. Вход в атмосферу, спуск и торможение, камуфляж в облачных слоях требовали опыта, знаний и искусного пилотажа.
Помогая онемевшему от пережитого Акире высвободиться из амортизатора, Урод говорил:
— Оказывается, наша и ваша ветви Разумных куда ближе по типу, чем я предполагал! Мне почти не стоило труда перестроить управление на вас — Он обхватил готового упасть Акиру, покачал головой и подал невесть откуда возникший белый сосуд: — Выпейте. Сегодня вы потратили слишком много сил. Вам надо отдохнуть.
Шагая на ватных ногах по коридору рядом с Уродом, лейтенант почти не слышал, что тот говорит. Сквозь гул в ушах просачивались обрывки фраз:
— Теперь Корабль знает, что нас двое… легко и очень точно… явно понравились, мне кажется… страсть к полету.
В обретенной наконец каюте он грохнулся на едва успевшее развернуться ложе и уснул, как мертвый. Во сне он кричал.
Утром они встретились в зале, куда Акира пришел уже сам.
Урод улыбнулся по-своему и поклонился дружеским, хорошим поклоном. И Акира ответил ему, как равный равному. Что ни говори, а оба они летчики.
Раскланявшись, они сели лицом к лицу. И как всегда, разговор начал Урод:
— Как я узнал от вас, Акира-сан…
И тут Акира не выдержал.
— Умоляю сэнсэя простить мою неучтивость, — перебил он резче, чем следовало бы, — но в речах сэнсэя слух мой несколько раз ловил эти слова: «как я узнал от вас…» Высокоученые беседы сэнсэя для меня большая ценность, но вряд ли я, ничтожный, успел сообщить сэнсэю так много…
Урод несколько мгновений неподвижно смотрел
Наконец Урод открыл глаза и сказал:
— Простите меня, Акира-сан. Я чувствую, вам это было еще непонятней, чем мне то, что вы рассказали о войне. Дело вот в чем…
Акира то и дело глох. Но кое-что он понял. Корабль имел орган, с помощью которого можно было считывать и передавать в другой мозг информацию из устойчивых очагов возбуждения в коре. Похоже на прямое переливание крови. Чтобы понять, что повреждено у чужого существа, Урод включил его на себя и сумел, рискуя жизнью, разобраться в ощущениях умиравшего Акиры и спасти его. Но прямым следствием этого шага стало усвоение обильной информации из памяти Акиры. Что-то оказалось ему полезным — так он выучил язык, а в чем-то он совсем не разобрался.
Еще одним неожиданным эффектом оказалось яростное сопротивление подсознания лейтенанта. Его мозг активно отторгал любую информацию, которую пытался приживить ему Урод. Если бы не это, первое знакомство Акира с Уродом и дальнейшая психическая акклиматизация лейтенанта прошли бы значительно легче.
Урод увлекся, рассказывал довольно долго. Акира успел соскучиться, когда вдруг вспомнил своего знакомого, капитана Сэйсабуро из контрразведки. Тот как-то жаловался в офицерской столовой, что с пленными корейцами порой оказываются бесполезными даже самые эффективные методы воздействия. Шомпола, раскаленные или холодные, крыса в железной корзине, привязанной к животу, острые дубовые планки, на которые ставят коленями, — все это дает в лучшем случае увечье или смертельный исход. А говорить они все равно не говорят.
Будь у капитана Сэйсабуро такой аппарат, все было бы куда проще. Снял, пересадил, прочел — и все. Надо пленного уничтожить — уничтожай на здоровье. Не надо пока — в шахты его, на поля, на строительство укреплений, пусть работает на благо и могущество императорского дома!
Он покосился на Урода — догадывается ли, как тогда, в коридоре? Но Урод уже спрашивал, как у них на планете передаются на расстояние сигналы, и Акира принялся объяснять ему принципы работы радиоприемника, изобразил как мог схему колебательного контура и простейшего детектора, долго пытался растолковать, что такое длина волны…
Их разговор длился около трех часов. Но Урод и Акира забыли о времени. Корабль плыл высоко в небе, плотно окутанный гигантским облаком, а они, как небожители, беседовали о том, что их занимало.
…Вернувшись в свою каюту, Акира против воли предался мечтам. Урод рассказал ему, что энергии Корабля с избытком хватит на то, чтобы растопить полярную шапку Антарктиды, или, наоборот, нарастить береговую полосу Японии до тридцати километров.
Какая мощь! Только о новых посевах и плантациях сейчас нечего и думать. Конечно, армию, проникнутую самурайским духом, не одолеть никому и никогда, но чем скорее мы покорим Китай, Маньчжурию и Россию, тем лучше! Дальше настанет черед чванливой Америки…