Мир приключений, 1983
Шрифт:
— Чему радуешься, конь-то и правда ворованный! Видно, что военный.
— Это сейчас видно! Ночью перекуем, пострижем гриву, поменяем узду и угоним в горы. Месяц-другой пройдет, тут и белые, и красные сто раз переменятся! Кто тогда его найдет?
— А я бы и ночи ждать не стала, — сказала лавочница. — Тропа в горы прямо за садом начинается…
— А… — лавочник отмахнулся от нее, как от назойливой мухи. — Свинья не выдаст, боров не съест.
Глава 7
За селом навстречу Жене
Ашот был бы рад свернуть с дороги снова в горы. Но, как назло, им не попадалось ни одной тропы. Он присматривался к окрестностям, ничего не находил и беспрестанно подгонял ишака. На душе у него было тревожно.
Женя молчала. Казалось, она всецело была поглощена своими мыслями. И вдруг Ашот услышал, как она всхлипнула. Он посмотрел на нее и увидел на ее щеках слезы.
— Чего ревешь? — сурово спросил Ашот.
— Есть хочу. — Женя размазала по лицу слезы.
— А я, думаешь, не хочу? — Ашот смягчился и подумал, что, пожалуй, все же зря не вытребовал у лавочника колбасы и хлеба.
— Я сутки в рот не брала ни крошки, — всхлипывала Женя.
— Я тоже, — сказал Ашот. Но воспоминания об этих сутках, за которые так много всего произошло, вернули его к мысли о том, ради чего он почти бежал сейчас по этой пыльной дороге, немилосердно нахлестывая ишака. В нем словно вдруг что-то оборвалось. И он продолжал уже совсем иным тоном: — Ну и что из этого? Мы с тобой здоровые! Катаемся, понимаешь, на свежем воздухе. А там люди гибнут. Раненые без воды мучаются!
Теперь пришла очередь недоумевать Жене.
— Какие раненые? О чем ты говоришь? — она уставилась на Ашота.
Он понял, что сгоряча выпалил лишнее. Но у него тоже силы были на исходе.
— А… — неопределенно махнул он рукой вместо объяснения.
— Не хочешь говорить, тогда накорми меня, — капризно сказала Женя.
— Чем? — пожелал узнать Ашот.
— Мне совсем чуть-чуть надо, — взмолилась Женя. — Совсем маленький кусочек хлеба.
— Где я его возьму?
— Попроси у кого-нибудь. Вон впереди деревня! — указала она рукой.
Женя сидела на ишаке, и ей было видно, что там впереди. Ашот же шел сзади и ничего не видел. Но сейчас
— Хорошо. Я достану еды. Но только дальше ты пойдешь пешком.
— Пожалуйста! — даже обрадовалась Женя. — Думаешь, такое большое удовольствие сидеть на твоем осле?
— И еще! — оставил ее без ответа Ашот. — Будешь мне помогать.
— В чем? Что надо делать? — сразу оживилась Женя.
— Делать — ничего. Молчать надо, — потребовал Ашот.
— Что значит «молчать»? — не поняла Женя.
— Совсем молчать. Будто совсем говорить не умеешь. Будто ты немая!
Женя задумалась.
— А обманывать нехорошо, — вдруг сказала она.
— Знаю, — согласился Ашот.
— А зачем тогда учишь?
— Не обманывать учу. Молчать учу. Это разные вещи.
— А почему я должна молчать? — Женя хотела знать истину.
— Потому, — Ашот подыскивал слова, — что хотя ты и стоишь миллион, все равно обязательно что-нибудь не то скажешь.
— Значит, ты мне не доверяешь, — сделала вывод Женя.
— Доверяю. Но не совсем, — уточнил Ашот.
Так с разговорами они зашли в деревню. Ашот сразу выбрал дом побогаче и погнал к нему ишака. Возле дома он остановился и постучал в окно. Окно открылось. На улицу выглянул сморщенный старик с большим носом и маленькими подслеповатыми глазками. Посмотрев на Ашота и, очевидно, решив, что тот просит милостыню, он сердито спросил:
— Зачем беспокоишь?
— Купи ишака, добрый человек, — без дальних разговоров предложил Ашот.
— Кто продает? Ты? — не поверил старик.
— Откуда у меня может быть ишак, добрый человек? Она продает, — кивнул Ашот в сторону Жени. — Мое дело — погонщик.
— Она? — оценивающе взглянул на Женю старик. Но, очевидно, городская одежда Жени внушила ему доверие, и он продолжил разговор: — Сколько же она за него хочет?
Ашот назвал цену. Подслеповатые глаза старика раскрылись и стали круглыми, как у орла. Ашот испугался, что старик рассердится, и быстро добавил:
— Не дороже, чем все просят, добрый человек. А ишак что надо. Хорошему коню не уступит.
Старик не дослушал. Он с шумом захлопнул окно и скрылся за занавеской. Ашот не ожидал такого оборота и невольно обернулся и посмотрел на Женю. Та молчала. Но глаза ее лучились откровенной усмешкой. Это совсем обескуражило Ашота, тем более что не он, а она только что плакала и просила его раздобыть хоть кусочек хлеба. Ашот уже собрался было задать ей вопрос, что, собственно, так развеселило ее, как дверь дома распахнулась, и на крыльце появился тот же старик, но уже в большой мохнатой шапке. И уже не орлиные глаза, а горящие угли светились у него из-под нависших бровей. Старик проворно спустился по лестнице и дважды обошел ишака, насквозь прожигая его пристальным взглядом. Потом он спросил Женю: