Мир приключений 1984 г.
Шрифт:
На пляже рядом никого не было. Он поднес руку к лицу, и в его воображении легко возник образ Марты и ее громкий смех. Он вспомнил, как она совсем недавно в загородном клубе, на виду изумленной разодетой публики бегала, скинув туфли, по теплой бархатной траве газонов, чтобы ощутить свободу и поступить всем назло. С каким удовлетворением он внес тогда в кассу клуба тридцать долларов — наложенный дежурным администратором штраф.
Вспомнился вдруг сгорбленный старик Эдельберто де Каррера, бывший владелец гаванских кинотеатров, и с ним те, кто там, на его родине, когда-то жили шикарной жизнью, вызывая у него зависть, а теперь здесь влачили жалкое существование. И подумалось: “Отгородиться от всего мира стеной любви и…” Перед глазами возник Педро, любимый друг Эль Альфиль, не устававший к месту и без места повторять слова Марти: “Кто не идет вперед, тот движется назад!”
В метре от лица Рамиро над парапетом нависала цветущая ветвь хакаранды. Он притянул ее к себе, уловил легкий аромат и поглядел на часы. Время было отправляться на встречу со старым знакомым по “Альфе”, который задолжал ему триста долларов и теперь готов был их возвратить.
Лучистая лунная дорожка, искрясь не греющим мерцанием, убегала до горизонта, где проходила грань между темным небом и светлым от луны морем. Загадочные воды Гольфстрима… “По ту сторону они омывают мои берега. Что проще? Броситься в их теплые объятия и… через девяносто миль… дома”. Рамиро улыбнулся, закурил сигарету и неторопливо зашагал к своему “шевроле”.
Как только швейцар — негр-великан во всем белом — закрыл за Рамиро массивную, обитую красной кожей дверь и Рамиро остался в полутьме, в нос пахнуло острой специфической и единственной в своем роде смесью ДДТ, спиртных и винных паров вперемежку с людским потом и духами.
Высвечивая маленьким ручным фонариком путь, метр провел Рамиро, назвавшего себя, к отдаленному от эстрады столику.
Знакомый встретил его радушно, но ближе к полуночи стал заметно нервничать и заторопился домой, как только окончилось первое шоу. Они расстались у туалетной комнаты.
На улице, сделав несколько быстрых и глубоких выдохов, Рамиро ощутил сладкое желание вытянуться в постели, застланной свежими простынями. Луна добралась почти до зенита. У стоянки он не обнаружил негра-старика, но перед его машиной не было других. У самой дверцы он еще раз взглянул на луну. Ему показалось, что ночное светило растянуло губы в приветливой улыбке. И тут же Рамиро услышал: “Эй, амиго!” Услышал прежде, чем увидел, как сбоку, из-за третьей от него машины, показалась голова в светлом соломенном сомбреро.
Рамиро не успел, хотя обязан был сделать рывок в сторону. Дуло пистолета уперлось ему в спину под лопатку. Рука незнакомца проворно скользнула под пиджак, за спину, к поясу, где в легкой кобуре находился браунинг. Обожгла мысль: “Знают, где я ношу оружие!”
— Не вздумай шалить, чико! Нас много, ты один! Шагай! К машине! — негромко, но властно приказал незнакомый голос.
Навстречу из-за черного “паккарда” вышел еще один тип с лицом астматика.
— Иди сюда! Поживей! — В левой руке говорившего, опущенный к земле, тускло поблескивал пистолет-пулемет.
У машины, перекатывая языком из-за щеки за щеку жвачку, стоял, широко расставив ноги, верзила, похожий на медведя гризли, с большими телячьими глазами и в соломенной шляпе на затылке. Он открыл заднюю дверцу и пихнул Рамиро на сиденье. Там находился четвертый кубинец с оружием в руках.
“Не грабители. И знают, с кем имеют дело. Так! Предстоит серьезный разговор. Спокойно, Рамиро! Без этого жизнь не была бы жизнью”.
Позапрошлогодний, уже не раз мятый и потертый “крайслер” вырулил на Коллинз-авеню. Рамиро завязали глаза платком. У Бискайского бульвара машина свернула влево и тут же начала кружить и разворачиваться. Рамиро потерял ориентировку.
— Ты знаешь, что тебя ждет? — спросил “Гризли”. — Чего молчишь?
— Предпочитаю играть черными. Да и что с вами говорить?
— Ах, ты так! — взвился “Гризли”.
— Джо! Тихо! Успокойся! Нашел место!
— Сейчас приедем! Ты у меня по-другому заговоришь! — зло засопел “Гризли”.
Еще через четверть часа они оставили город и вскоре въехали в какой-то двор. Левая створка ворот скрипнула, и сидевший за рулем астматик с недовольством прохрипел:
— Этот болван! Он опять забыл открыть гараж!
— Ты нажми на кнопку, чико! Под зажиганием, чуть слева, — спокойно бросил находившийся по правую руку от Рамиро, и тот услышал, как, получив сигнал по радио, автоматическое устройство стало поднимать железные жалюзи.
Когда жалюзи спустились за машиной, с глаз Рамиро стянули платок.
— Ну вот и приехали! Выходи, Хосе Марта! В доме выпьем и поговорим!
Рамиро окончательно понял, что главным будет выступать тот, кого он не успел разглядеть.
— Меня зовут Рамиро Фернандес, — спокойно ответил Эль Гуахиро, разминая ноги и одергивая на спине задравшийся пиджак: — При чем тут Хосе Марти?
— Не знаешь? Не ведаешь, Рамиро Фернандес… Ну-ка скажи ему, Лу, — обратился главарь к астматику. И пока тот набирал в легкие воздуха и собирался произнести, как потом оказалось, дикую нелепость, Рамиро успел подумать: “Джо, Лу — должно быть, Хуан и Луис… За деньги? По велению души? Или бытие?”
— Поэтишка средней руки, никудышный писатель, тяжелое перо, — выпалил астматик. — Фанатик! Отрицательная личность в истории Америки.
— Отлично! Ну как, Рамиро?
Главарь, ничем не приметный человек, видимо, с расстроенной нервной системой, утирал белоснежным платком пот, обильно выступивший на лбу.
— Похвально! Но не думайте, что, утверждая подобное, вы и кто там стоит за вами, добьетесь успеха в объединении нашей эмиграции, — спокойно ответил Рамиро, а про себя подумал: “Сволочь, вставшая из гроба. Заучил слова своего дуче Фелипе Риверо! Чтоб тебя… Ладно, за Марту мне легче будет выдержать их издевательства”.
В просторной гостиной, куда они все вошли, пол был убран пышным ворсистым ковром, а стены увешаны порнографическими репродукциями европейского происхождения.
— Виски, водка или коктейль “Куба-либре”? Марти служил англичанам, а ты кому?