Мир приключений. 1973 г. выпуск 2
Шрифт:
— Да, боси, поставил он перед вами задачу. Конечно, Гарри слегка перегнул: моряк с парового военного судна вот так сразу не сможет работать на паруснике, будь он трижды британец. Сам же Гарри, могу вас заверить, отлично работал на мачте при любой погоде, днем и ночью, и на самых верхних парусах!
Рыкнув на гребцов, боцман молчал с минуту, затем проронил:
— У нас нет высоких мачт и парусов, и боюсь, что Смиту придется заняться работой на камбузе и наводить блеск в некоторых других местах…
— Не забывайте, боси, что Смит — старшин матрос, — напомнил Фелимор.
— У него есть документ?
— Наши документы остались на “Грейтхаунде”.
— Сделаем запрос.
— Я удостоверяю!
— Хорошо.
В тот же день, чтобы показать настоящее место Смиту на “Отранто”, боцман не стал вызывать его к себе в каюту, как он любил делать, а подошел к нему в кубрике и сказал вскочившему и стоявшему навытяжку Смиту:
— Вот что, милейший! Все разговоры, что ты старший матрос, ничем пока не подтверждаются, твой лейтенант сам не имеет документов. Сделают запрос, как полагается. Пока ты станешь, как я уже сказал, помогать в камбузе, но это не основная твоя работа, главное — будешь наводить лоск во всех гальюнах. Понял?
Гарри Смит молчал, сраженный несправедливостью. Гальюны убирали по очереди да еще провинившиеся — по наряду, а тут ни за что ни про что такое унижение!
Боцман, удовлетворенный, что его пошатнувшийся было авторитет был с “блеском” восстановлен, сморщился, что у него заменяло улыбку:
— Ну как, Смит? Понял наконец, где ты находишься? II помни: тебе надо много потрудиться, чтобы опять занять прежнее место во флоте его величества!
Гарри Смит с достоинством ответил:
— Сэр, я должен вам сказать, что всегда оставался матросом Королевского флота. Камбуз и гальюны меня не пугают. Я благодарю вас за такое ко мне внимание.
На третий день после прибытия на “Отранто” капитан миноносца получил приказ: при первой возможности отправить лейтенанта Фелимора во Владивосток. Возможность представилась к исходу дня: транспорт из Манилы, и Фелимор отбыл, пожав руку Гарри и дав ему совет не ссориться с боцманом.
Смит остался совсем один. То в течение дня он хоть раз—другой видел лейтенанта и перекидывался с ним несколькими фразами, знал, что Фелимор всей душой сочувствует ему и уже вел разговор о нем со старшим офицером, правда безрезультатно: старший офицер не хотел подрывать авторитет боцмана, да ему самому не нравились ни новый матрос, ни лейтенант, хлопотавший за него. Очень скоро Смит пришел к выводу, что как бы тяжело ему ни было, нет смысла падать духом. И, вынося помои с камбуза или выполняя другую “грязную” работу, неизменно насвистывал самым беззаботным образом. Как-то один из матросов, желая угодить боцману, обозвал его “вечным гальюнщиком”, и тут же получил с правой, чуть пониже глаза, где моментально всплыл великолепный фиолетовый фонарь. Больше никто не решался его задевать. И если бы сам Гарри не проникся полным презрением к матросам миноносца, то смог бы подметить и сочувственные взгляды, и даже попытки сойтись покороче. Гарри гордо отверг все эти “подвохи”, полагая, что все это делается, чтобы посмеяться над ним, а он не любил, когда над ним смеются люди, не имеющие на то никакого права. Смеяться над собой он позволял только друзьям, да и то не особенно часто.
Чтобы еще больше унизить Гарри Смита и сломить его, боцман приказал перейти ему в кубрик к кочегарам. Тотчас же “услужливые” парни выбросили вещи Гарри из матросского кубрика на палубу. С этой минуты между ним и палубной командой порывались все официальные и неофициальные связи, он становился одним из “духов”, то есть существом низшим в глазах “настоящего” матроса. “Духи” вначале отнеслись к нему не особенно тепло, хотя о нем уже шла слава как о человеке, который объявил войну самому Рыжему Джиму — событие небывалое не только для “Отранто”, но и для всего Королевского флота, где боцман на иерархической лестнице занимает очень
Если “Орион” являлся частицей России, то и “Отранто” с полным правом можно было назвать миниатюрной копией Соединенного Королевства. Здесь еще жестче чувствовались классовые и кастовые разграничения. Каждая из служб на корабле имела свои преимущества, явные или кажущиеся, над другими службами, что вызывало зависть и недоброжелательство и в то же время стремление замкнуться в кастовом кружке, сохранить и укрепить преимущества образцовым выполнением своих обязанностей. Комендоры считали себя выше всех на корабле потому, что они главная его сила и все остальные работают на них. Но и дальномерщики также не желали отдать пальму первенства: кто находит противника и дает данные для стрельбы? Находились точно такие же убедительные доказательства у сигнальщиков, радистов, минеров, электриков и, конечно, у рулевых. И все они, представители верхней палубы, считали себя неизмеримо выше “духов”.
Глухая вражда между палубной командой и машинной зародилась со дня появления первого парохода. Моряки с парусников возненавидели “отступников”, заменивших благородные паруса вонючей машиной. И хотя теперешние матросы в большинстве своем никогда не плавали на парусниках, им по наследству передавалась неприязнь к машинной команде. Таким образом, была отдана дань традиции, имеющей такую непоборимую силу во всех сферах английской жизни.
Так с помощью древнейшего принципа “разделяй и властвуй”, заимствованного у древних римлян, на Королевском флоте поддерживался необходимый порядок и сохранялась высокая боеспособность.
“Отранто” описывал сложные кривые, стараясь не потерять из виду русский “красный” парусник. Гарри, улучив минуту, подолгу смотрел на его белоснежные паруса, вспоминал своих приятелей и невольно улыбался. Это заметили и донесли боцману. Рыжий Джим застал Гарри, когда он стоял за шлюпкой и махал рукой в надежде, что хоть кто-нибудь его заметит на “Орионе”.
— Ты что это за сигналы подаешь большевикам?
— Просто помахал рукой.
— Слышите? — обратился боцман к матросам. — Этот тип просто машет рукой, когда ясно, что он семафорит. Ну, что ты передал им?
— Ничего не передавал. Я не знаю их языка, чтобы хоть что-то передать. Просто помахал им рукой.
— Расскажи кому другому. Ты разве не знаешь, что запрещено всякое общение с большевиками? С ними можно разговаривать только голосом пушек!
Рыжий Джим сморщился, что, как известно, заменяло ему улыбку. Собственно, он, боцман, сейчас ничего против Смита не имел. Сегодня было получено подтверждение, что он, Гарри Смит, действительно числится в списках старших матросов погибшего миноносца. Смиту следует вернуть его права и снова водворить в матросский кубрик. Все же неплохо будет, если перед этим он пройдет окончательную шлифовку в карцере.
— Так вот, Гарри Смит, чтобы ты не забывал, где находишься, отсидишь двое суток в “отеле”. Понял?
— Да, сэр. Благодарю.
— Так тебе нравится жить в “отеле”? Могу продлить еще на сутки. Отдохни после работы у русских. Да и гальюны ты драил отлично. Отведите его, ребята, и устройте с полным комфортом.
В железной каморке, куда втиснули Гарри Смита, нельзя было ходить, а только стоять или сидеть, скорчившись на полу. Зато в ней имелся иллюминатор, хотя и высоко, да Гарри легко подтягивался на руках и висел, глядя на море, пока не деревенели пальцы. Два дня миноносец шел малым ходом, затем выключил машины, загрохотала якорная цепь, и Гарри увидел из своей тюрьмы зеленые склоны, длинную низкую казарму на них, японский пароход у причала и, повернув голову, вскрикнул от радости: на голубой глади бухты стоял “Орион”.