Мир Реки: Магический лабиринт
Шрифт:
— Сострадание вскармливает манию величия, — поддержал его Фрайгейт. — Но я не порицаю жалости к себе. В ней есть какая-то утонченная радость — если только не зацикливаться на этом. Однако после самосожаления должен следовать смех — смех над самим собой.
— Дик, ты забыл включить в свой список секс, — сказала Афра Бен. — Хотя я признаю, что секс можно отнести к разряду влечений и симпатий.
— А мне кажется, что высшим наслаждением людей является творчество, — добавил Фрайгейт. — Я включаю сюда живопись, поэзию и прозу, создание скульптур и резьбу по дереву, воспитание детей и все, из чего состоит культурная жизнь человеческого общества. Хотя многие отдают предпочтение наскальным рисункам.)
Автор
(— Однако иногда наше прошлое заслуживает осуждения, — возразил Нур. — Хотя, прежде чем судить его, человек должен спросить себя, имеет ли он на это право. И потом он должен честно ответить на свой вопрос.
— То, что один человек считает истиной, может выглядеть для других нелепым предрассудком, — добавил Фрайгейт. — Кстати, что ты этим хотел сказать?
— Верить можно только тому, что видишь своими глазами, — сказал Ли По. — И даже тогда бывают ошибки. Но когда людям не нравится реальность, они начинают верить в воображаемые вещи. Вот почему мы так часто говорим о феях и драконах. Скала — это факт, хотя в каком-то отношении она тоже является плодом моего воображения.)
На первый взгляд его суждения могут показаться разрушительными, но по своей сути они способствуют воссозданию мира и гармонии.
(— Люди думают о том, что должно быть, а не о том, что уже есть, — сказал Нур. — Вот почему, в отличие от животных, человек изменяет свое окружение, подгоняя его под себя. К сожалению, из-за глупости и крайностей он портит все, к чему прикасаются его руки. Хотя, конечно, бывают и исключения.
— Прекрасное утверждение, — добавила Алиса. — Жаль, что слова не вяжутся с делом. Когда это Дик Бёртон переставал разрушать себя и других?)
Дополнительные сведения, связанные с поэтом и его поэмой, приведены в конце книги, куда я и отсылаю любознательных читателей.
(— Теперь ты находишься в конце книги под названием «Ричард Фрэнсис Бёртон», — пошутил Нур. — Она написана в двух томах: о земном Бёртоне и Бёртоне из мира Реки. Эта башня может стать завершающей главой.
— Любая философия признает, что надо жить так, словно через час умрешь, — сказал Фрайгейт. — С этим может согласиться каждый, но так живут лишь те, кто знает о своей неминуемой смерти. Вернее, только немногие из них.
— Именно поэтому я и не упускаю ни одной возможности затянуть мужчину в постель, — добавила Афра. — Марселин, ты как — в настроении?
— Даже самому храброму и сильному солдату иногда нужны покой и отдых, — ответил де Марбо. — В данный момент я старый и уставший от скачки ветеран.)
Глава 11
Бёртон тоже чувствовал себя усталым ветераном. Слишком долго он пришпоривал себя и других. Но теперь, взяв последний барьер на этой безумной полосе препятствий, он мог отдохнуть и набраться сил. К сожалению, компьютер по-прежнему создавал проблемы. Но Бёртон, посчитав их не столь важными, решил разобраться с ним позже.
«Однако я не выгляжу на свои шестьдесят девять земных и шестьдесят семь местных лет, — размышлял он, рассматривая себя в зеркало. — Мне сто тридцать шесть, но я был таким в двадцатипятилетнем возрасте. Вот только нет вислых усов».
Этики лишили воскрешенных мужчин их былой растительности на лице. И Бёртон не переставал возмущаться по этому поводу. Конечно, такое нововведение позволяло людям обходиться без бритья, но ущемляло чувства и права тех, кто привык носить усы и бороды.
«А почему бы мне не изменить это деспотическое новшество? Скажу компьютеру, и он придумает, как возобновить рост волос на моем лице».
При жизни на Земле его тело имело физический дефект. Хотя слово «дефект», пожалуй, было слишком выразительным для такого легкого отклонения от нормы, как «блуждающий взгляд». Воскрешая его из мертвых на берегах Реки, компьютер исправил этот недостаток и тем самым возместил ему потерю бороды. Но разве Бёртон не мог получить ко всему прочему и ее тоже?
Он достал блокнот и сделал пометку рассмотреть этот вопрос.
«Бровь бога и челюсть дьявола», как написал о нем какой-то впечатлительный биограф. Довольно точное описание. Кроме того, оно подчеркивало двойственность его натуры. Одна его половинка постоянно жаждала успеха, в то время как вторая искала поражений. Во всяком случае, так говорилось в книгах, посвященных жизни Бёртона.
Некоторые из них лежали теперь на его столе. Он запомнил несколько названий, которые ему продиктовал Фрайгейт, и компьютер воспроизвел копии этих книг, отпечатав и сброшюровав листы. По мнению Фрайгейта, лучшими являлись «Дьявольские поездки». Эту книгу, впервые изданную в 1967 году, написала американка Фовн М. Броуди.
— Мне тоже хотелось написать твою биографию, — рассказывал Фрайгейт, — но, прочитав «Дьявольские поездки», я отказался от своего намерения. Тем не менее превосходный стиль Броуди и изобилие использованного материала не удержали других литераторов от дальнейшего описания твоей жизни. И если тебе не понравится книга моей соотечественницы, ты можешь выбрать себе кого-нибудь из них. Книгу Броуди немного портит излишний акцент на фрейдовском анализе. С другой стороны, ты, возможно, скажешь мне, что она была абсолютно права. Так или иначе, только ты можешь судить об истинности того, что написано в этих книгах.
Однако Бёртона интересовали фотографии, а не текст. Одна из них воспроизводила его портрет, нарисованный сэром Фредериком Лейтоном. Позже картина этого известного художника выставлялась в Лондонской национальной галерее. Бёртон выглядел на ней довольно неприятно — как пират елизаветинских времен. Лейтон изобразил его немного в профиль, пытаясь подчеркнуть высокий лоб, широкие надбровные дуги, густые брови и проницательный взгляд. На высокой скуле рельефно выступал шрам от копья сомалийца. Лейтон говорил, что такая деталь лишь украсит портрет, и Бёртон не возражал. Шрам, полученный с честью, заменял медаль, а он, имея множество настоящих наград, относился к медалям с пренебрежением.
— Отчасти это твой недостаток, — сказал Фрайгейт. — Хотя мне понятны подобные чувства. Я и сам иногда потворствую себе в самоуничижении.
— Моя семья придерживалась девиза: «Честь, а не награды».
На той же странице располагалась фотография его жены Изабел, сделанная в 1869 году, когда ей исполнилось тридцать восемь лет. Она выглядела царственной и красивой женщиной. «Как добрая, но властная мать», — подумал он. За несколько страниц до этого имелся ее портрет, сделанный французским художником Луи Десангесом в 1861 году. В тот год она и вышла замуж за Бёртона. Прекрасная, молодая и задорная. Рядом находился портрет Бёртона, который Десангес сделал почти в то же время. Какой контраст! Тридцатилетняя Изабел и ее сорокалетний супруг. Его усы свисали чуть не до ключиц; он выглядел мрачным и свирепым. Губы казались излишне толстыми, но, по словам биографа, это говорило лишь о его чувственной натуре. А ют губы Изабел получились тонкими и чопорно поджатыми — словно трещина на лице красивой куклы. Тонкие губы и толстые губы. Любовь, веселье и нежность по соседству со свирепостью, амбициозностью и пессимизмом. Светлая Изабел и ее мрачный супруг.