Мир Реки: Магический лабиринт
Шрифт:
Алиса не видала экрана, который появился, очевидно, перед Томом на стене. Но она услышала громкий смех и торжествующий голос:
— Вали отсюда, рева-корова!
Том зарычал от обиды и ярости и принялся дубасить кулаком по стенке. Алиса выключила свой экран. Ну и что дальше?
А правда — что? Это была лишь первая неприятность, случившаяся накануне Безумного Чаепития. Которое, как Алиса говорила потом всем и каждому, кто мог ее слышать — а таких осталось немного, — было, без всякого преувеличения, самым худшим в ее жизни.
Глава 30
Утром первого
— Птица запрограммирована так, что не станет на нас нападать, — сказал с улыбкой Бёртон.
— Это дурное предзнаменование.
Бёртон не стал спорить. Ли По и люди восьмого века до Рождества Христова, которых он воскресил, были умными и многоопытными, но так и не сумели освободиться от суеверий. Ли По, пожалуй, был наиболее гибок, но даже он порой реагировал серьезно на такие вещи, над которыми должен был посмеяться или вовсе не заметить.
Бёртон задумался: нужно ли человеку отрешиться от суеверий, чтобы достичь «продвижения»? Разве абсурдные верования мешают личности стать милосердной и отзывчивой по отношению к своим ближним, отказаться от ненависти и предвзятости? Да, мешают — если вызывают страх, жестокость и приводят к иррациональным поступкам. Может ли человек, который при виде черной кошки, перебегающей дорогу, боится всяческих напастей, оставаться тем не менее «хорошим» человеком? Нет — если он швырнет в кошку камнем или начнет, поддавшись тревоге, выплескивать свое раздражение на окружающих.
— Ты тоже боишься, — заметила Звездная Ложка.
— Что? — уставился на нее Бёртон.
— Ты трижды постучал по дереву. По столу.
— Ничего подобного!
— Не хочу противоречить тебе, Дик, но ты постучал.
— Серьезно? — Бёртон оглушительно расхохотался.
— Что тут такого смешного?
Бёртон объяснил, и она улыбнулась. Впервые за много дней, подумалось ему, она не выглядит такой далекой и отрешенной. Что ж, если он должен строить из себя дурака, чтобы ее развеселить, то он не против.
— Я не спросил, как ты себя чувствуешь.
— Хорошо.
— Надеюсь, ты скоро повеселеешь.
— Спасибо тебе, Дик.
Бёртон подумывал, а не предложить ли Звездной Ложке, чтобы компьютер изъял из ее памяти все пережитые страдания, в особенности изнасилования. Компьютер мог вырезать их, как хирург — воспаленный аппендикс. И хотя такая операция лишит китаянку многих воспоминаний, быть может, нескольких лет в совокупности, зато освободит от мучительных раздумий. С другой стороны, несмотря на то что воспоминания исчезнут, их эмоциональное воздействие останется. Его компьютер вырезать не в состоянии. Не исключено, что Звездная Ложка по-прежнему будет чувствовать отвращение к сексу, даже не понимая почему.
Мозг должен вылечить себя сам, но он редко бывает искусным целителем.
Звездная Ложка поднесла ко рту вилку с кусочком форели и начала жевать, глядя задумчиво вниз на дворцовые сады, бегущую в джунглях реку и пустыню вдали. Проглотив, она сказала:
— Я хочу, чтобы у тебя была еще одна женщина, Дик. Такая, которая даст тебе то, в чем ты нуждаешься. Которая сможет смеяться и любить. Я не против — я не только не против, я буду очень рада.
— Нет, — ответил Бёртон. — Нет. Это очень благородно с твоей стороны — и очень по-китайски. Я восхищаюсь культурой и мудростью твоего народа, но я-то не китаец!
— Китай тут ни при чем. Это просто здравый смысл. Я не хочу быть — как ты выразился недавно? Собакой на чем?
— Собакой на сене. Так называют эгоистов, которые сами не могут воспользоваться тем, что им принадлежит, но и другим не дают.
— Я не собака на сене. Пожалуйста, Дик, тогда я буду чувствовать себя не такой несчастной.
— Но и я не буду счастлив.
— Если тебя смущает присутствие здесь второй женщины, посели ее в квартире и навещай. Или… я могу уйти.
— Люди — не андроиды, — возразил он со смехом. — Я не могу воскресить женщину и держать в заточении ради собственного удовольствия. Во-первых, я ей, возможно, не понравлюсь. А во-вторых, даже если понравлюсь, ей потребуется общество других людей. Она захочет быть свободной личностью, а не одалиской в клетке.
Китаянка протянула руку через стол и накрыла ладонь Бёртона своей:
— Это очень плохо.
— Что плохо? То, о чем мы говорим?
— Это и многое другое. Все. — Звездная Ложка махнула рукой, как бы обводя всю Вселенную. — Плохо. Все плохо.
— Нет, неправда! Что-то плохо, а что-то и хорошо. Просто на твою долю выпало чересчур много плохого. Но у тебя есть время — полно времени, — чтобы получить и свою долю хорошего.
— Нет. — Она покачала головой. — Хорошее не для меня. Бёртон отпихнул от себя полупустую тарелку. Андроид тихонько убрал ее со стола.
— Я останусь и поговорю с тобой, если хочешь. У меня много работы, но ты для меня важнее.
— У меня тоже есть работа, — сказала китаянка.
Бёртон встал, обошел вокруг литого золотого стола и поцеловал женщину в щеку. Ему было любопытно, чем она занимается, но, когда он спрашивал ее об этом, Звездная Ложка отвечала, что ничем интересным и что она бы лучше послушала о его исследованиях.
И все же, когда они вылетели из замка в бронированных летающих креслах, мысль о вечеринке, похоже, развеселила китаянку. Она щебетала без умолку, рассказывая о каких-то забавных случаях из своего детства, и даже рассмеялась несколько раз. Бёртон подумал, что ей не на пользу проводить так много времени в одиночестве или только в его компании. Хотя, когда они посещали еженедельные сборища, китаянка выглядела отрешенной и подавленной.
Во время полета Бёртон обратился к Звездной Ложке по радиопередатчику:
— Рано утром я пытался дозвониться до Терпинвиля. Который, по-видимому, скоро переименуют. Но не смог. Очевидно, нынешние правители города не отвечают на звонки.
— А зачем ты им звонил?
— Из любопытства. Хотел посмотреть, насколько воинственно они настроены. Не исключено, что они — или он — не удовлетворятся властью над Терпинвилем. Возможно, узурпатор захочет захватить всю башню.
— Какой в этом смысл?