Мир сотворенный
Шрифт:
«И у нас такой есть!» — внезапно пришло ему на ум.
Он вошел в спальню и возле зеркала нашел куклу-мальчика, у него и одежда была совсем такая же, как у живого на улице.
— Пойдем-ка!
Лёринц принес куклу в мастерскую, и они там дружились. Потом он вынул инструмент и принялся за работу — колыбельку для игрушечного мальчика мастерил. Да не какую-нибудь, а красивую! Она и получилась красивая —
Ему казалось, что и он сотворил маленький мир.
Он тоже отдохнул, как господь после первого дня творения.
Поел и снова отпил вина.
Потом он вышел на улицу: а вдруг удастся раздобыть для «маленького Иисуса» чудо-пастухов или, может, даже волхвов. Господ мимо много проходило, только он подумал, что барин не подойдет ни для пастуха, ни для волхва. Повстречалась ему и вифлеемская компания, он было к ней присоединился, но, когда рассказал, в чем дело, над ним посмеялись. Лёринц подумал, что лучше уж к бедному человеку обратиться, и даже окликнул одного, как раз выходившего из корчмы. Растолковал, что ему нужен пастух или волхв; бедняк спросил:
— А сколько дашь?
— Я думал, бесплатно, — ответил Лёринц.
И бедняк его чуть не побил.
«Больше и пытаться не стану», — подумал Лёринц. Его теперь не интересовали люди, в одиночестве и задумчивости поторапливался он домой. И даже не заметил, что за ним, преданно его сопровождая, бежит какая-то собака. У ворот дома он вдруг обернулся и лишь тогда ее увидел. Собака, видно, пастушья и была бы совсем белая, если бы не такая грязная. Тощая животина молящими глазами смотрела на Лёринца, и он ее пожалел.
— Ну, иди сюда!
Они вдвоем зашли в мастерскую, и она сразу наполнилась жизнью и радостью, потому что собака никак не могла успокоиться: как безумная поддавала носом стружки, шелестела ими, без устали виляла хвостом и все прыгала на Лёринца, стараясь отблагодарить.
От нее сильно пахло псиной.
— Успокойся, Мира! — прикрикнул на нее Лёринц.
Он дал собаке несколько кусков из корзины, потом
Лучший мир с животными!
Он вышел в кухню и принес кошку. Мира, едва увидев кошку, показала зубы, но, когда поняла, что Лёринц любой ценой хочет мира, все же с ней подружилась.
Образовывался маленький мир.
— Принесем-ка еще одного! — сказал Лёринц.
Он вышел и вернулся с большим красноголовым петухом под мышкой. Опустил его на пол гулять по стружкам, но петух не желал двигаться с места, а, моргая, глядел на собаку и кошку.
Те подозрительно смотрели на него.
— Чтобы сегодня был мир! — повелел Лёринц.
Казалось, и будет мир, потому что петух стал копаться в стружках, собака уселась посредине мастерской, а кошка разлеглась у печки.
Все заслужили награду.
Лёринц достал корзину, мысленно поделил еду. Сначала вынул то, что предназначал собаке, и положил перед ней на пол. Потом наделил кошку, покрошил лакомые крошки петуху.
И сам принялся за еду вместе с ними.
Только лишь все они занялись едой, в наступившей тишине стал вдруг слышен писк, и вдоль стены прошмыгнула мышка. В мгновенье ока кошка оказалась там и с жутким шипеньем вцепилась в мышь. Секунда — и собака, ворча, уже треплет кошку, а петух в испуге взлетает на колыбельку «маленького Иисуса», которая падает на пол. В еще большем испуге перелетев на печку, петух обжигает себе лапы и взъерошенный падает наземь.
Как громом пораженный смотрел Лёринц на происшедшее.
Даже пошевелиться не мог.
Потом закричал на собаку:
— Мира!
Но та продолжала терзать кошку.
— Мира!
Он схватил палку и ударил собаку по голове.
Сразу наступила тишина.
Мира повалилась на бок, но кошка была у нее в зубах, а в пасти у кошки — мышь.
— Совсем как люди…
Лёринц постоял задумчиво на затихшем поле битвы, потом поднял с пола «маленького Иисуса» и отряхнул от пыли и стружки.