Мир современных медиа
Шрифт:
Опросы Института Гэллапа, проводимые с 1935 г. до конца 1970-х гг., показали существование определенных образцов в общественных определениях проблем и обеспокоенности в различные периоды времени. Подобные реакции, как выясняется, в значительной степени продиктованы текущими поветриями (fads) в средствах массовой коммуникации, в свою очередь определяемыми центрами власти.
Что же делает происходящее заслуживающим освещения в качестве новостей (newsworthy), по крайней мере с точки зрения «контролера» (gate-keeper)? Мы уже касались самого аспекта «контроля» и предполагаемой потребности в актуальности или частой смене тем. Еще одним моментом является представление о скорости, которая необходима событию для того, чтобы стать новостью. Любым событиям, чтобы произойти, необходим определенный промежуток времени: чем меньше скорость события соответствует обычной частоте или скорости событий, о которых сообщают те или иные средства массовой коммуникации, тем меньше вероятность того,
В качестве иллюстрации Геншель приводит демографический взрыв как событие, определяющее судьбу целых наций и влияющим на качество жизни каждого живущего на планете. Тем не менее это не новость в обычном понимании, поскольку это явление слишком медленно развивается. Каждый день (речь идет о 1990 г.) население Земли увеличивалось примерно на 250 тыс. человек.
На 250 тыс. человек больше, чем вчера, нуждаются в еде, одежде, крове, школах и больницах. Последствия в конечном счете являются катастрофическими, но основной принцип, определяющий, насколько происходящее заслуживает освещения в качестве новостей, заключается в ключевых словах каждый день: поскольку это происходит каждый день, день за днем, это не является новостью. Так же и постепенно наносимый кислотными дождями ущерб озерам, постепенная эрозия почвенного покрова и постепенное обезлесение планеты не составляют новостей в какой-либо данный день и пропадают. Долгосрочный эффект такой странной и даже порочной по своим последствиям ситуации с новостями заключается, очевидно, в крайне искаженном понимании общественностью основных сил, действующих в мире, и непонимании социальных проблем.
Ликвидации этого ненормального положения может, по мысли Геншеля, помочь изучение осуществляемой журналистами в процессе производства (manufacture) новостей трансформации повседневного мира в публикуемом или передаваемом по телевидению или радио материале. Внедрение в общественное сознание представления о том, что жизнь не мозаика, состоящая из набора отдельных событий, которые просто могут быть отражены репортерами или – шире – журналистами, но единый процесс, все части и акторы которого прямо или опосредованно связаны друг с другом, и разрыв этих связей с целью подогнать явления под нужный формат чреват утратой смысла. В процессе создания новости производятся, но это результат не только описывающей реальность деятельности, но и формирующей реальность в соответствии с технологическими требованиями производства информационного продукта.
С производством новостей Геншель связывает и новое понятие бюрократической пропаганды, противостоящее традиционному представлению о пропаганде как манипулятивном воздействии, используемом, как правило, национальными правительствами (в этом случае оно сродни психологической войне), политическими партиями или конфессиональными объединениями в целях религиозного обращению в «истинную» веру (с последним связано происхождение этого термина). Д. Алтхейд и Д. Джонсон [Altheid D. L., Jonson J. M., 1980] предложили расширенную трактовку термина «пропаганда», охватывающую деятельность промышленных корпораций и целых индустрий, а также государственную бюрократию. «Бюрократическая пропаганда – это гигантские усилия, которые мы все наблюдаем в тот или иной период времени, совершаемые с тем, чтобы заставить аудиторию принять точку зрения определенной бюрократии. Она включает в себя институциональную рекламу, в рамках которой нефтяные компании, например, скорее пытаются вызвать доверие или показать, что их доходы оправданны, нежели продать бензин марки X. Бюрократической пропагандой являются также все виды саморекламы со стороны правительственных органов, показывающей, какую огромную работу они проделали (сотни тысяч рассмотренных дел) или, напротив, какая громадная задача перед ними стоит (растущая преступность, захлестнувшая улицы городов)» [Henshel R., 1990. P. 60]. В ходе бюрократической пропаганды мощь основных институтов современного общества используется для того, чтобы манипулировать вниманием масс-медиа или, по крайней мере, направлять его в желаемую сторону.
В заключение кратко охарактеризую взаимодействие политики и масс-медиа, как оно понимается западными коммуникативистами, учитывая все, что говорилось выше.
Политика и масс-медиа теснейшим образом переплетены друг с другом, и эта связь существует с первых печатных изданий, в которых освещение политической деятельности всегда занимало весьма важное место. И сегодня политика продолжает оставаться одной из самых важных тем для всех СМИ, кроме, пожалуй, чисто развлекательных.
В современном обществе политические представления большинства людей являются продуктом деятельности масс-медиа в силу удаленности мира политики от мира повседневности. Поэтому не будет сильным преувеличением говорить о создании ими политического мира как основы представлений большинства людей о политике и соответствующего поведения в этой сфере общественной жизни. Именно в последние десятилетия исследователи все чаще говорят о «медиатизации политики», подчеркивая роль СМИ в этой сфере (подробнее см. раздел V.). Особая роль в этом процессе, безусловно, принадлежит телевидению, внесшему наиболее серьезные изменения в характер взаимоотношений основных акторов на этом поле. Наиболее четко суть этих изменений выразил в 1985 г. американец Джосайя Мейрович в признанной современной классикой работе «Нет места смыслу: Воздействие электронных медиа на социальное поведение». Телевизионные репортажи навсегда изменили политику, сократив дистанцию между политиком и избирателем [Meyrowitz J., 1985].
И несмотря на все усиливающееся значение Интернета, роль телевидения вряд ли существенно уменьшится. «Вместе с техническим прогрессом менялась как отправка, так и получение политической информации, менялись и наши представления о политических событиях. Для нас политическую реальность составляет не влияние одного политического события, а его интепретация (и часто его трансформация) в масс-медиа, в особенности на телевидении» [Kraus S., 1988. P. 8].
Б. Анализ новостей как дискурса
1. Становление дискурсного анализа
Реально вся массовая коммуникация в обществе может осуществляться только на основе языка. Однако язык как основа этих сообщений стал предметом специального исследовательского интереса относительно недавно, с возникновением особого междисциплинарного направления – дискурсивного анализа текстов, одним из основных источников которого явилась структурная антропология К. Леви-Строса.
Главной особенностью этого подхода, возникшего в середине 60-х гг. XX в., является его интерес к анализу повествования. Исследование литературных рассказов и бытовых историй, затем анализ фильмов и социальных мифов, которые основываются преимущественно на методах языкознания, представлены в работах Р. Барта [Barthes R., 1966], А. Греймаса, Б. Тодорова, Ц. Кристевой, У Эко [Есо U., 1976] и многих других. Хотя первые исследования такого рода начали появляться примерно в 1964 г., их социокультурный контекст и оказанное ими влияние на читателей связаны со студенческими волнениями 1968 г. и последовавшими изменениями в сфере высшего образования. В 70-е гг. структурализм как новый исследовательский метод быстро распространился не только в Европе, но и в США, причем наиболее значительным и продолжительным его воздействие оказалось в романоязычных странах Европы, Северной и Южной Америки.
Связующим звеном этого очень широкого и весьма разнонаправленного потока исследований стала семиотика (в англоязычных странах) или семиология (франц. semiologie) как общая теория знаковой деятельности, у истоков изучения которой стояли швейцарский лингвист Фердинанд де Соссюр и американский логик и философ Чарльз Сандерс Пирс. Обогащенное междисциплинарными подходами, формируется проблемное поле изучения многообразных проявлений культуры и общественной жизни, выпадавших из поля зрения традиционных научных дисциплин, – изучение жестикуляции, национальных флагов и символов, анализ кино, рекламы, комиксов и других средств СМИ. (Многие из этих работ были впервые опубликованы в журнале «Communications».)
Одновременно в США начинаются исследования в области лингвистической антропологии, заложившие основы для широкого изучения дискурса и коммуникативных явлений. Благодаря деятельности таких ученых, как Д. Хаймс и Дж. Гамперц [Gumperz J., Hymes D., 1972], в середине 1960-х гг. возникли этнография устной речи и этнография коммуникации. В рамках данного подхода проводились исследование общего этнографического контекста дискурсов, в том числе особенностей их коммуникативной реализации, а также социальных и культурных условий их употребления. Именно в конце 60-х гг. «американское языкознание стало на путь создания теории коммуникации» [Hoffe W. L., Jesch J. S. 11].
Вторым важным источником современного дискурсного анализа следует признать микросоциологию. Исходя из существенно различающихся теоретических ориентаций, Ирвин Гоффман, Гарольд Гарфинкель и Аарон Сикурел обращаются к изучению повседневного речевого общения, тех значений и интерпретаций, которые лежат в его основе. Это породило особый интерес к одному из самых распространенных, обыденных и в то же время наиболее своеобразных видов повседневного речевого общения – разговору, беседе [Sudnow D., 1972; Schenkein J., 1978]; начало этим исследованиям положила работа Х. Сакса, Е. Щеглова и Э. Джефферсона [Sacks H., Schegloff E., Jefferson G., 1974] о смене ролей в разговоре. Предложенные методы анализа речевого общения быстро стали использоваться в других дисциплинах, прежде всего в социолингвистике и этнографии. Ныне анализ речевого общения (прежде всего неформальных способов устной речи) является одним из главных направлений в обширной сфере дискурсного анализа. Изучение речевого общения и достигнутые результаты оказали значительное влияние на изучение других типов повседневного диалогического взаимодействия: «врач – пациент», «учитель – ученик», текстов общения при встречах, интервью при найме на работу и др.