Мир свалки. Дилогия
Шрифт:
Уговорил попробовать. Начал с того, что разложил машинки на столах.
– Вот! Бери и пуляй!
– Нельзя!
– А мы не в людей - в картинки.
Начал с простых картинок. Мастер сильно помог. И теперь стоял, ухмылялся.
– Вон, картину видишь?
Показал, что намалевал под линейку - черный квадрат на белом фоне.
Заржала.
– Квадрат вижу - картины нет. Ты что ли рисовал? На продажу?
И опять заржала, едва ли слезы не вытирая.
– Не нравится?
– спросил Восьмой.
– А что, должна?
И опять зашлась, слезы по лицу размазывая.
– Ладно!
– сказал.
– Раз не нравится - продырявь его. Вот машинка.
Посерьезнела. Взяла машинку нехотя, двумя пальцами, чуть не уронила. Восьмой пристроился кисть держать, сам отщелкнул предохранитель, пальцы ей спусковые на планку положил.
– Жми помаленьку.
Сморщилась, нажала. Зажмурилась уже позже, после того, как бабахнуло.
– Не больно?
– Не... А я раньше думала, что в руку бьет сильно, а она только прыгает. Я еще, хорошо?
Выложила две. Потом три с другой, и руку ей уже не держал - сама. И еще.
– Пойдем, глянем?
Подошли.
Вязкий лист пластика отверстия еще не затянул, не успел. Восьмой развернул его обратной стороной, той, на которой был нарисован противный страж в муниципальной форме, с дырками, которые Слухач сама понаделала. Увидела - дошло, вот тут словно озверела - плевалась, топала ногами. Восьмой загляделся на это представление. Развернулся и молча ушел. Потом видел, подходила, совала просунула палец в дыру и пыталась заглянуть с одной и с другой стороны. Палец мыла тщательно, брезгливо. Думала. Ходила. Не отвлекал, не встревал. Приучил-таки стрелять в изображения. Потом и в макеты. И уже такие, что от людей не отличишь... Мастер увлекся, с каждым разом у него все лучше и лучше получалось, по рожам даже характер можно было определить, выслугу лет и то - есть язва или нет (это Лекарь сказал).
Остальных тоже приучил глаза не закрывать. Но не было ни в ком того дара, как в Лидере. Даже Мастер стрелял нехотя. Руками что-то делать - да, а ломать жалел.
Может быть, в фигуры, не им деланные, легче у него пойдет?
– думал Стрелок.
Последнюю свою работу - женщину средних лет - Мастер не дал использовать в качестве мишени. Потом Восьмой видел, как он ее укладывает на свое место и заботливо прикрывает одеялом. Больные они все. Как бы не заразиться. Хорош он будет - Восьмой Стрелок - если тоже в куколки начнет играть. Худо-бедно, а выучил. А как выучил, так решил открыться. Шансы увидел. Может и покувыркаемся еще?
– Мне нужно забрать одну вещь, - сказал Стрелок.
– В городе.
– Так в чем дело? Скажи, тебе принесут.
– Даже, если это в хранилище у Мэра?
– Тогда обойдешься.
– Я-то, может, и обойдусь, а вы - нет!
Стрелок, как мог, попытался объяснить про штуцер, и видел, как загораются глаза. Особенно у Мастера, который не выдержал, отвалился от своей стеночки, где имел привычку сидеть на корточках, прижимаясь спиной, скрипнул, щелкнул суставами и два раза бесцельно прошелся по ангару.
– Не отдадут!
– сказал Мастер.
Два слова от Мастера уже
– Наши не отдадут, - пояснила Слухач.
– Себе оставят.
Ясно, что себе, - подумал Стрелок.
– Никто бы не отдал. Не дураки, хоть и уроды.
– А мы? Если пойти и взять?
– В хранилище мэрии?
– Ну, не мэрии, - сознался Стрелок.
– Ближе.
Пришлось рассказать про бар Большого Ника.
– Не выпустят. Наши не выпустят. Предложат сами.
– А если не говорить?
– Услышат!
– А если не думать?
Слухач аж обалдела вся. В струнку вытянулась. Челюсть отвисла. Стрелок с трудом избежал искушения послать ей зеркальную картинку, причем подправить маленько.
– Пойдем туда, а думать будешь, как будто мы здесь.
Совсем озадачилась...
– Какая у вас система по отчетности?
– допытывался Стрелок.
Помаленьку выяснил, что периодически дежурный Слухач-куратор просматривает зону через всех Слухачей, что в пределах досягаемости.
– А мы в зоне?
– Мы в особой зоне и на особом счету - нас в два раза чаще.
– Ну, вот и думай устойчиво, что мы в ангаре. Если там, в баре, стрелять будем, думай, что здесь стреляем. По мишенькам. Картинку фона наложи одну на другую.
Слухач поразилась простоте этой идеи. И ее наглости.
– Нам ведь только взять и смыться, пока не перекрыли, - убеждал Стрелок.
– И сюда уже возвращаться не будем. Прямо на Свалку - прорываться к этой вашей Красной хате... Дорогу хоть знаешь?
Прикидывали, как штуцер взять. Ведь Ник уже наверняка ящик Восьмого вскрыл, на правах наследника.
– А можно так?
– фантазировали.
(Кстати, с фантазиями у уродов было все в порядке, даже чересчур, чего только они не предлагали...)
– Можно! Но если Большой Ник не будет сидеть в своей конторке. А он всегда там сидит.
Упиралось, что Большого Ника валить нельзя. Стрелок сам не знал - почему. Но нельзя, в этом был уверен. Нельзя стрелять в живую легенду.
– Почему?
– допытывалась Слухач.
Долго подбирал слово, чтобы поняли, потом все-таки нашел.
– Дисквалификация! Ясно?
Вопросы на этот счет исчезли. Верно, слово для уродов священное, - подумал Стрелок.
– Надо бы еще парочку подобрать...
Стрелку пришлось не только рисовать на полу ангара, но и 'выкладывать' бар Большого Ника в натуральную величину. Хорошо, глаз наметан, стрелок все-таки. Мастер расспрашивал про лестницу. Восьмой вспоминал - на каком расстоянии дыры, из которых могут пальнуть. Лестница в хранилище самое сложное. Рассказывал, как в прошлом году, когда банда (гастролеры непутевые) пытались наехать - на хранилище ли, по какой другой причине - кто их разберет, но покойнички, числом осьмнадцать штук, не все были заколоты в брюшину, грудь да спину, частью посечены, дырявлены в плечи и темечко, будто дождик по ним пробежался. А если на потолок глянуть, особенно на входе, занятный такой потолок. Тоже дыры. И снизу дыры. Восьмому казалось, что сильно поверил Большой Ник в эти дырки и тех, кого там прятал - именно в этом его слабость. Слабость всегда, когда сильно уверуешь во что-то особенное, а больше в собственную исключительность.