Мир свалки. Дилогия
Шрифт:
Попутно вкладывала в опущенную ладонь снаряженную машинку - у Восьмого этих машинок был полный передник за спиной, все карманы набил. Спасибо Мастеру за передник!
Прошерстрили зал - во все, что двигалось и не двигалось. Потом Восьмой еще с минуту постоял, провел, прощупал глазами периметр. Синяя, кислая пелена поверху и много красного внизу - привычная по молодости картина. В ушах словно вата, только слышно, как за спиной сопит Лидер...
Пахло кровью. Если бы так пахло на Свалке, леггорнов бы собралось... И опять бы расценки скинули
Пятый нашелся. Лежал неуютно, нескладно.
Когда щелкнул сухой выстрел, выпрыгнул и вложился на звук. Вот уж не думал, что у Пятого такое случится, нечто вроде эффекта паники начинающего, когда палец с дуги освобождаешь не полностью и тут же снова жмешь. Тогда возврат не срабатывает, и старый патрон возвращается на прежнее место не довернувшись, шило бьет в тот же капсюль, уже битый, и бывает такое, пробивает его насквозь и застревает. Тогда приходится разбирать машинку, либо, перевернув, лупить ею о что-нибудь твердое, чтобы отскочило шило, но тут можно запросто весь механизм повредить. То самое и случилось у Пятого.
Мастер прошелся, собирая трофеи.
Стрелок все смотрел на Пятого, хотел понять, что чувствует. Получалось, что ничего.
Он меня тоже не любил, - подумал Восьмой и забрал машинку.
– На память!
– объявил во всеуслышанье.
– Хорошая машинка. Штучная!
Опять взглянул на Пятого. Все-таки оказалось, что тот еще больший невезунчик, потому как был уже мертв, а он - Восьмой - еще жив. Хотя по всем раскладам должно было стать наоборот. Значит, снял его еще тогда - на слух!
– сквозь занавес.
'Ай да я!
– похвалил себя Восьмой.
– Вот теперь, автоматом, в Седьмые бы шагнуть. Эх!'
Как просто оказалось. Два года ждал сместится ли очередь. а теперь, так получается, что благодаря ему Шестой и Седьмой вверх поднялись, должны быть довольны, а вот Четвертый, Третий и Второй - нет, поскольку здесь, для ихнего удовольствия, надо было бы бить Первого. И уж меньше всех Пятый доволен, поскольку он мертвый...
К Нику в хранилище спускаться крутенько - не оступись!
– Что-нибудь замечаешь?
– Коврика не было. Липун?
– Ага! А будешь перешагивать, за косяк рукой возьмешься.
– И?
– Не советую.
– Левый косяк?
– Оба.
– Грамотно, - одобрил Восьмой.
– И как теперь?
– А мы эту вот досочку...
Большой Ник потянул облицовку, которая снялась неожиданно легко и оказалась весьма толстой и широкой дощечкой. Перекинул, опрев на выступ
Обернулся, съехидничал:
– Картинки покажешь?
– Да иди ты!
Спустились ниже.
– Куда пропал тогда?
– спросил Ник.
– Изменился-то как, с трудом тебя узнал.
– Ну, ты тоже, - буркнул Восьмой.
– Столько раз видел, и подумать не мог. Чтобы Тощий и, вдруг, Большой Ник! У тебя же даже голос был, кажется, другой? Морда в крапинку, а раньше, вроде, гладкая была...
– Ранение, - Ник отвернул ворот и показал шрам,
– И ты уже не тот малыш!
– Не называй меня малышом!
– попросил Восьмой и вспомнил, когда им действительно перестал быть - свой самый первый статус вспомнил.
Смотрел на свой ящик и множество других, все, как тогда, только не ящики были, а столы. А на одном из столов он, Восьмой, лежал, только тогда еще не Восьмой, а звался... Как же он тогда звался?
– неприятное имя, хотелось забыть, и события забыть с эти именем связанные.
ГОЛЫШ
...Лежал на столе и другие лежали, хотя перед этим всех собрали в одном помещении, потеющих от страха перед предстоящим, едва замечающих присутствие рядом тех, кто там, на воле, считался врагами... Вот тут и пошел газ...
Было тихо, словно в подвале, и слышались два 'белых' голоса - тогда, помнится, почувствовал их цвет, раньше, чем, сквозь прищуренные глаза, сквозь ресницы, рассмотрел два белых пятна - людей в халатах...
– Что слышно о Сафари?
– Еще не вышли.
– М-да...
– хмыкнул первый голос - старый и затертый, как его халат.
– И что теперь будет?
– спросил второй.
– Кому-то будет плохо.
– Но не всем?
Второй спросил с как-то фанатичной надеждой, свойственной скорее молодым, чем старым. Первый голос ответил не сразу.
– Не всем, - согласился первый.
– Но это уже, если за счет других - иначе не получается. Вот тогда кому-то будет очень-очень плохо.
Замолчал, словно задумался. Тот, второй, словно затаил дыхание, боясь помешать.
– Ага!
– сказал первый, словно находя решение.
– Точно! Тут главное в списки не попасть. Попал - считай - каюк!
– А кто списки составляет?
– Все! И...
Молча поднял палец вверх.
– А не может так случиться, - шепотом спросил второй, - что тот, кто список составляет, сам в него попадет?
– Может, - сказал первый ухмыльнувшись.
– И что тогда?
– Тогда два списка и два варианта. Либо те, кто в первом списке хорошие, а те кто его составлял - плохие, либо наоборот, но тоже со всеми вытекающими...
– Вытекающими из плохих?
– Точно! Ввиду особой циничности преступных намерений администрации провинции второй категории три зед икс, выражавшиеся в намеренном направлении Сафари по маршруту, которое привело к гибели чистых или моральному ущербу, равно как утере техники и авторитета Метрополии и... так далее и тому подобное. Если же пострадал кто-то из Метрополии не берусь предсказывать, но тут могут и оптовые зачистки начаться. Номер-то, общий статус, точно поменяют - понизят категорию когда-то вольному городу на сколько-то пунктов вниз. Кто выживет, тем тоже несладко придется, не раз прежний паек вспомнят. Ясно, что и ассигнования урежут, хорошо еще будем работать на том же оборудовании, что сейчас, а то и его лишат. по любому, не мечтай что-нибудь по заявке получить.