Мир теней

Кэбот Мэг

организацию танцев в «Кармел Инн», но…

– Три тысячи долларов?

У меня, наверное, отвисла челюсть, но мне было все равно.

– Да. Понимаю, что это не очень много…

– А мы можем потратить их так, как хотим? – В моей голове вихрем пронеслись

разные мысли. – Типа, если мы захотим устроить вечеринку на пляже, мы можем это

сделать?

Мистер Уолден с любопытством посмотрел на меня:

– Конечно. Хотя вам потребуется

одобрение всего класса. У меня такое чувство, что

администрация может поднять шум по поводу того, что неплохо бы использовать классные

деньги на восстановление статуи отца Серра, но…

Но что бы там не собирался добавить мистер Уолден, закончить ему не удалось. В

класс вбежала Ки-Ки, багровые глаза ее за затемненными линзами очков выскакивали из

орбит.

– Идемте скорей! – кричала она. – Там произошел несчастный случай! Отец Доминик

и Брайс Мартинсон…

Я мигом повернулась к ней.

– Что? – У меня вышло резче, чем нужно. – Что с ними?

– По-моему, они мертвы!

Глава 14

Я бежала так быстро, что потом сестра Мэри-Клэр, наша тренер по легкой атлетике,

спросила, не хочу ли я попробоваться в их команду.

Но Ки-Ки ошиблась по всем трем пунктам. Отец Доминик не умер. Как и Брайс.

И в том, что произошло, не было ничего случайного.

Насколько мы смогли понять, дело обстояло так: Брайс зачем-то шел в кабинет

директора – никто не знал, зачем именно. Может, потому, что опоздал, поскольку его все-

таки не было на линейке – хотя и не из-за того, что, как я надеялась, его перехватил отец

Дом. Брайс стоял перед секретарским столом под огромным распятьем, про которое Адам

рассказывал, что оно прольет кровавые слезы, если хоть одна девчонка закончит Академию

при миссии девственницей (секретарши в тот момент не было на месте, она готовила кофе

для полицейских, которые все еще слонялись во внутреннем дворе), когда двухметровый

крест внезапно начал отделяться от стены. Отец Доминик открыл дверь своего кабинета как

раз вовремя, чтобы заметить, что крест падает прямо на парня и норовит размозжить ему

череп. Но отец Доминик оттолкнул Брайса, и распятье лишь задело парня, раздробив тому

ключицу.

К несчастью, это обернулось тем, что весь вес креста отец Доминик принял на себя.

Распятье придавило директора к полу, переломав почти все его ребра и сломав одну ногу.

Мистер Уолден и группка сестер попытались разогнать нас по классам, чтобы мы не

толпились в переходе, наблюдая, как отца Дома и Брайса вывезут из приемной и

госпитализируют. Когда сестра Эрнестина пригрозила наказанием, часть учеников

разошлась,

но я осталась. Мне было все равно, накажут меня или нет. Мне нужно было

убедиться, что с ними все в порядке. Сестра Эрнестина сказала что-то очень скверное, типа

«наверное, мисс Саймон не понимает, насколько неприятным может оказаться наказание в

Академии при миссии». Я ответила, что, если она будет угрожать мне телесным наказанием,

я все расскажу маме, которая ведет программу новостей на местном канале, и та примчится

сюда с камерой так быстро, что никто не успеет даже произнести «Аве, Мария!».

После моих слов сестра Эрнестина притихла.

Вскоре после этого я обнаружила жавшегося ко мне Дока. Посмотрев вниз, я

спросила: «А тычто здесь делаешь?» – поскольку маленькие дети должны были оставаться

в другой части школы.

– Я хочу посмотреть, все ли с ним хорошо.

Док был страшно бледен, на его лице отчетливо выделялись веснушки.

– У тебя могут быть неприятности, - предупредила я его.

Сестра Эрнестина деловито записывала имена оставшихся учеников.

– Мне все равно, - ответил Док. – Я хочу посмотреть.

Я пожала плечами. Странный мальчик этот Док. Он был совсем не таким, как его

старшие братья, и не потому, что у него были рыжие волосы. Я вспомнила поддразнивание

Балбеса по поводу ключей от машины и «привидения Дэйва». Мне стало интересно, что

именно известно Доку о делах, творящихся в его школе в последнее время.

Казалось, прошли часы, прежде чем раненых наконец-то вынесли. Брайса вывезли

первым. Он лежал на носилках, пристегнутый ремнями, стонал и, простите за откровенность,

вел себя как маленький ребенок. У меня была масса переломов и вывихов, и, поверьте мне,

это больно, но не настолько, чтобы стонать, лежа на носилках. Обычно, получив какую-

нибудь травму, я даже не замечала этого. К примеру, как вчера. Когда что-то действительно

болит, я могу только смеяться, потому что больно настолько сильно, что, как ни странно, это

даже смешно.

Должна признать, Брайс мне довольно сильно разонравился, когда я стала свидетелем

его инфантильного поведения…

Особенно после того, как я увидела отца Дома, которого выкатывали парамедики. Он

был без сознания, его седые волосы, частично покрытые бинтом, неровными прядями

свисали на правый глаз. Спеша в школу, я не успела позавтракать, и, должна признать, от

вида несчастного отца Доминика, лежавшего с закрытыми глазами и без очков, меня стало