Мир Тропы. Очерки русской этнопсихологии
Шрифт:
Не было ничего даже близкого к этому. К бабе Любе я вошел легко и радостно. Она буквально растаяла, когда я передал привет от Дядьки и тети Нюры. А когда сказал, что я внук Екатерины Ильиничны, она заплакала и запричитала, что-то вроде:
– Подруженька моя дорогая!.. и на кого ты меня покинула!.. и как же мне жить-то горемышной!.. – но вдруг сама себя перебила. – Вишь, старая стала, никак, помирать собираюсь… – и вытерла слезы.
С этого дня я почти год был у нее желанным гостем, почти что внуком. Впрочем, у меня есть подозрение, что я действительно был им всем дальним внучатым племянником (для меня это звучит как: со-племянником –
Баба Люба была родом из деревни Каличье Савинского района Ивановской области. Но еще задолго до войны переехала в деревню Дудорово, после того, как у нее сгорел дом и погиб в пожаре младший из сыновей. Во время войны у нее погибли еще двое сыновей и муж на фронте. Муж был из деревни Волотово.
В начале шестидесятых или конце пятидесятых она погорела еще раз, ночью. Сгорела заживо вся остававшаяся семья, все дети. Всю свою жизнь баба Люба бабила – была повитухой. Ее и «бабой» звали не случайно, всех остальных звали тетями, как это здесь принято, несмотря на возраст. Она же сама смеялась, что ее и Любой неслучайно прозвали. Смерть всех детей стала для нее своего рода мистическим знаком, запретом на повивание. По народным понятиям, повитуха должна сама легко и много рожать здоровых детей. Смерть детей – плохой знак для повитухи. Поэтому баба Люба переехала еще раз – на другой край Ивановской области – в деревню Игрищи, и полностью отошла от повивания. Уже в восьмидесятых одна из подруг юности, оставшись на старости лет одинокой, пригласила ее пожить вместе. Баба Люба продала свой дом и уехала к подруге в Ковровский район в одну из деревень недалеко от Всегодич. Подруга померла, а баба Люба осталась жить в ее доме, даже «не переводя его на себя». Туда я к ней и ездил.
Меня прямо завораживали эти названия мест, эта магическая география родного края, которая соплелась с ее судьбой. Надо еще учесть, что Дудорово, как и соседнее Фефелово, где жили моя бабушка и тетя Шура, – деревни скоморошьего происхождения (от дударь – что одновременно дудочник и дурак, и фефел – тоже дурак). Она была единственной из моих старичков, кто сам начал рассказывать о своем прошлом. Я попался на это и попытался побольше расспросить ее о ней самой. Но она довольно жестко и определенно воспротивилась после того, как я попросил разрешения привезти магнитофон:
– Ну, вот еще! Придумал! Мне помирать скоро, а ты будешь меня беспокоить, господи помилуй! Слушай, что скажу, и не береди!.. раз Катин внучок…
Я понял впоследствии, что весь ее рассказ о себе имел целью лишь подготовить меня к правильному пониманию повивальной науки, и больше попыток стать этнографом не делал. Просто учился. Сначала бабить. И как это ни дико для меня звучит, я могу считаться повитухой по прямой передаче! Мы сейчас даже запатентовали бабы Любин способ родовспоможения. Странности судьбы! Но повивание – это особый рассказ. Для разговора о Духовном пении гораздо важнее рассказать о том, как баба Люба учила читать заговоры.
Первыми и важнейшими, если подходить к этому как к науке, являются заговоры охранительные, обережные, ограждающие самого знахаря и то, что он делает, от внешних помех. Самый простой и не вызвавший у меня возражений был:
Вокруг нашего двораКаменна гора,Железная стена,Огненна река!Матушка Богородица!Укрой и огради своимСвятым покровом!Баба Люба учила меня и другим оберегающим заговорам, но послушала, как я их произношу, что-то прошептала с недовольным выражением лица и сказала, что мне не стоит учить остальные:
– Не надо эти… вот «Вокруг нашего двора» и читай. А эти не твои, нет, пустое!..
И я действительно даже не смог их толком запомнить. Я спросил бабу Любу, а можно ли мне рассказывать другим этот заговор.
– Рассказывай, а чего? – удивилась она.
– Ну, баб Люб, я знаю, многие знахари не рассказывают заговоры, потому что силу теряют. Заговоры перестают работать?
Она улыбнулась.
– Ну! Силу! Когда я тебе чего такое передам, ты и сам никому не расскажешь. Силу! Не в заговоре сила! Сила в тебе должна быть. Вот ты сколько ни старайся, у тебя те заговоры без силы будут!
– Почему?
– Потому что не твои! Или у тебя для них силы нету. А иной и не учился ничему, а делает чего-нибудь, и у него получается, говорят, сила сама заставила.
Я хотел было попытать ее на эту тему, но она не позволила отвлечься:
– Ничего, не плачь – не горюй! Я тебя научу, как не терять силу. Ты только научись чувствовать свои заговоры, тогда пойдет с божьей помощью.
– А как этому научиться?
– Да ты знаешь. Ты всегда это знал.
– Как?
– Да любой знает. Сразу же видно. Только себе не верят. Вот слушай, выбирай, который на сердце ложится, – и она прочитала подряд штук пять коротких заговоров-присушек. – Ну, котора твоя любжа?
Я пожал плечами.
– Ну, котора глянулась-то, котора сейчас перед глазами-то? Ну, прямо сейчас которая помнится?
Я назвал тот заговор, который действительно чем-то зацепил мое внимание.
– Ну, вот, а говоришь не знаешь. Вот.
– И все?!
– А ты чего хотел? Может, я тебя среди ночи на кладбище угулять должна была? – она засмеялась. – Меня в чем ни подозревали, я знаю, чуть ли не ведьмой считали… Ненависть, ненависть! Сами приходят, просят, а потом боятся, ненавидят! Не верят, что просто, – она даже прослезилась, но быстро вытерла слезы. – А нужно-то всего лишь слышать уметь, да говорить.
– Что говорить?
– Что?! Не что! Говорить надо правильно. Уметь сказать надо.
– Ты имеешь в виду само произношение?
– Ну, произношение! Сказывать надо. Вот – сказывать! – обрадовалась она, вспомнив слово. – Заговор читаешь, закличку, рожаницу водишь, сказывай. Следи, чтобы сказывалось. Тогда получится, тогда все как надо получится.
– Что значит сказывать? Баба Люба?.. Ну, я чувствую, что ты вкладываешь в это слово какой-то смысл, да? А я не понимаю.
– Ну да! Ну да! – подхватила она. – Конечно, смысл вкладываю. Вот давай почитаем.
И началась настоящая учеба. Она заставила меня выучить эти два заговора – обережный и любжу – так, чтобы я мог произносить их без запинки и не задумываясь. Как только это у меня стало получаться, она попросила:
– Ну, вот, вот так вот и скажи теперь на оградку-то! Не чти по памяти, а скажи заговорцем!
Я почесал в затылке, хотел еще почесать между лопатками, поежился, но посчитал, что это неуместно, и было уже раскрыл рот для чтения заговора.
– Нет, – остановила она меня, – а ты чего не почесался-то?