Мир удивительных людей
Шрифт:
А Бог его знает.,. Можно всю жизнь назвать безумием ради женщины. Сколько б мы, мужчины, ни гордились, ни говорили, что мы вот такие великие, но ни одному из нас не дано совершить тот подвиг, который совершает женщина, – родить ребенка. Эгоистическое начало мужчины даже представить не может, что в нем что-то будет расти и развиваться. А женщина вынашивает, при этом еще и радуется, и гордится. И после девяти месяцев мучений, зная, что впереди ее ждет еще несколько лет мучений, она улыбается и плачет от счастья,,,
…И я вдруг расслабилась.
Говорят, что вы непредсказуемый в своих поступках. А вы сами можете просчитать свой следующий шаг?
В общих контурах. Я не шаблон, не робот – это я точно могу сказать. При общем благополучии разговора могу среагировать на какую-то фразу человека и оттянуть его в течение нескольких секунд так, чтоб до него дошло.
Это я уже поняла. У меня было ощущение, будто вы забрали у меня всю энергию…
Это вы придумали, будто я, как насос, откачиваю чью-то энергию. Даже в мыслях у меня такого не было. Похоже, это я отдаю свою энергию – к концу дня я как выжатый лимон.
Вы всегда говорите людям то, что думаете о них?
Не всегда людям можно сказать то, что ты знаешь, не говоря уже о том, что думаешь. Нужно точно понимать, что от сказанного тобой будет польза. Разве врач будет говорить больному раком, что у него рак? Сказать такое – это все равно, что подписать смертный приговор. Человек будет чахнуть на глазах.
Вам бывает жалко людей?
Конечно, бывает. Даже когда я подписываю приказ об увольнении, я готов его аннулировать на следующий день. Потом успокоюсь, отойду и все равно стараюсь пристроить этого человека.
За что вы можете уволить работника?
За непрофессионализм. Если человек создает видимость работы, ходит ко мне беспрестанно, советуется, а сам не работает, меня это бесит. Надо, чтоб было так: пришел, спросил, ушел. Краткость – сестра таланта. У меня работает шестьсот человек, я же не могу каждому уделять время. Я и так знаю всех дворников, всех санитарок, и знаю, кто на что способен.
Как вы определяете потенциал человека?
Ну, это не сложно. Задаешь пару наводящих вопросов и чувствуешь, куда он плывет. Профессионалу легко узнать любителя. Если я хорошо знаю бизнес и кину вам сейчас пару предложений, а вы на них мне ответите, я пойму, что вы в бизнесе – ноль.
Не надо. Я ничего не понимаю в бизнесе.
А если б вы начали сейчас поддакивать или соглашаться, тогда бы я точно подумал, что вы…
Дурочка?
Точно. Если человек не понимает сути, зачем он участвует в разговоре? Невозможно быть настолько совершенным, чтобы уметь поддержать любую беседу. Если я сижу в компании музыкантов или артистов, где я полный профан, то я помалкиваю. Слушаю и молчу. Слушать – это тоже талант.
…Один из друзей Александра Федоровича как-то сказал мне: «Самый главный его талант в том, что он хозяин. Хозяин своей жизни, хозяин своего предприятия. Сколько людей пыталось обустроить этот санаторий на Увильдах, в обкомовские еще времена, и ни у кого не получилось. А у Мицукова получилось…»
Престижный преуспевающий санаторий «Увильды» – это ваше личное достижение?
Естественно. Только мое. И ничье больше. Тогда, в восемьдесят девятом, все профсоюзы говорили: «Пошел ты вон, нам не до тебя», а санаторий стоял пустой, и люди остались без работы и без зарплаты. Было достаточно тяжело из коммунизма прыгать в перестройку. Если б я в тот момент не собрался и не заставил коллектив поверить в себя, ничего бы не получилось. Я говорил, что мы все делаем правильно: драим территорию, мотаемся по всей стране в поисках потенциальных покупателей, делаем ремонты. Я сказал: через шесть месяцев вы получите зарплату.
Получили?
Получили. И теперь получают ее стабильно в течение десяти лет. В прошлом году мне предложили должность в министерстве в Москве, но я отказался, потому что понял, что не смогу оставить санаторий.
С санаторием не можете расстаться, а с женами, по слухам, расстаетесь легко?
Это только по слухам выглядит легко. Я не знаю, почему так происходит, это необъяснимый процесс. Вот у вас так бывает: с человеком общаешься, общаешься, он тебе интересен, а потом – пустота?
Бывает.
И у меня так же. У меня нет никаких обид на бывших жен, они прекрасные люди, красавицы, великолепные женщины. Просто наступает момент, когда становится неинтересно жить.
Но ведь многие живут…
А зачем? Что, как вороны, триста лет жить будем? Ждать, пока жена, прожив свой срок, семьдесят лет я отпускаю, умрет, а потом я женюсь, потому что я буду жить триста лет? Но я буду жить так же, как она, – семьдесят. Ну и зачем её мучить такой жизнью? А детей? Самое-то страшное, что дети все эти отношения видят, и никому из них не нравится, когда родители ссорятся.
Интересно вы рассуждаете…
Это жизнь. И я её прожил. Я ж не семнадцатилетний мальчик, который начинает с чистого листа. У меня, как говорится, лучшая половина жизни прошла. Мне уже сорок пять лет. После сорока пяти мало кому удается раскрыться так, чтобы остаться в памяти людской.
Рановато вы себя отправляете на покой. А что касается людской памяти, так вам грех жаловаться: столько историй, сколько рассказывают про вас, не рассказывают ни про кого…