Мир в подарок. Трилогия

Демченко Оксана Б.

Спасибо Хиннру: мы это говорим постоянно, уже привычной скороговоркой, по целой куче поводов. На сей раз – из–за систем контроля корабля, которые буквально одним движением пальцев Юнтара еще до похода в купол переключились на десятичный счет. Капитан жил в долинах и привык к такому, вот и завел на корабле ностальгический порядок, два варианта. Как говорил Тар, и капитану, и моему обожаемому Риану все равно, в какой системе думать и считать: они Эрто… Зато навигация у нас общая с Релатом, и показания приборов в режимах тестирования – тоже понятные.

Итак, когда кресла оказались готовы опознать пилотов и обеспечить им доступ к управлению кораблем, сидеть вне общины, отдельно, остались лишь трое. Косились и вздыхали завистливо, из последних сил убеждая себя –

они высшие, а мы дикари. Я давно приглядывалась к их столику. И постепенно пришла к окончательному убеждению: пожилой айри, сидящий спиной к залу, – точно из старейших. Двое сотрапезников подчеркнуто–вежливо кланялись ему, не начинали есть, пока он не возьмется за вилку. Не заговаривали первыми. Не боялись и не раболепствовали, они ведь в Гнезде все были на одинаково униженном положении и по–своему сроднились. Уважали и берегли. Ему у нас трудно. В прежней жизни этот айри с удручающе длинным именем отвечал за общину родичей, и делал это вполне осознанно, старательно. Наверное, неплохой старейший, раз Вечные его привезли сюда рабом: там он мешал им. А здесь? Все решения принимаются Лайлом, которому он даже толком не представлен. Я–то знаю, у них по поводу знакомства в прежние времена имелся целый ритуал.

Старейший – слишком значимая фигура в мире айри, поистине высший и вершитель судеб. Мы уже и с Лайлом обсудили тему, но решения не нашли. Тиэрто прижали к стенке: врач виновато буркнул, что не может представить вожака, он в обществе бескрылых драконов не имел должного статуса. Тупик. Все смущенно смотрели порой на прямую спину пожилого айри и гадали, как скоро мы их несчастный столик расформируем. Прогнозы предлагались самые разные, вплоть до «никогда». Мол, прилетим на Релат и больше их не увидим, уйдут молча к своим, забудут наше дикое общество, как страшный сон.

Может, так бы и получилось.

Но однажды утром рисователь бабочек забрал свою тарелочку, чтобы устроить ее рядом с прибором старейшего. В четыре годика и не такое можно себе позволить – ему не возразили. Сидда подхватила подушечку, уложила на выбранный стул и помогла малышу усесться. Виновато развела руками и удалилась.

Зеленоглазый представитель линии Йур уютно расположился на новом месте и кушал отнюдь не молча. Он очень вежливо и грустно попросил рассказать, почему учитель на далеком Релате назвал его бабочку чудовищем, пусть и оригинальным. Дядя жил там, он должен знать, какие они, настоящие бабочки. Малыш сопел и всхлипывал, и старейший обнаружил с ужасом, что ему куда легче нарушить традиции, чем довести–таки мальчика до слез своим молчанием. Чуть позже он выяснил совсем уж странное: говорить о бабочках с детенышем – интересно… Из столовой старейшего увел все тот же сосредоточенный художник: показывать свою бабочку и разбираться, что с ней не так. Айри был занят проблемой до обеда, а после, когда Йялл увел детей на уроки, маялся, вздыхал и задумчиво топтался в коридорах, подозрительно часто оказываясь близ рубки.

Не знаю, чего ему стоило войти туда.

Понятия не имею, какой толщины была стена предубеждений, взломанная за это время. Но он и вошел, и представился, и обратился к вожаку. Зато я уверена: обоим сразу стало легче. Десятью минутами позже они уже пили чай и вполне нормально разговаривали. Точнее, Лайл обстоятельно рассказывал. Было о чем. Малыш происходит из линии Йур, у них нет старших, это пока единственный такой случай в общине. У прочих живы хоть какие–то родичи второго порядка – дяди, племянники, кузены… У зеленоглазого нет никого ближе троюродной бабушки, живущей в большой семье Милтов и числящейся по татуировке на руке именно как «милт–2/5». Его папу забрали вниз год назад, генная карта обозначает «йур–3/0» как «погашенного», то есть – уничтоженного. Дядя мальчика погиб при штурме Гнезда, троюродную сестру тоже не удалось обнаружить в числе живых. У всех остальных линия обозначена не как «йур», но скоро появится брат, он пока в инкубаторе. Зовут с недавних пор Йура – Ясень, Эйм написал очень много имен, освоился, научился и привык, уже без глупостей подбирает красивые

и звучные, короткие и со смыслом. Разве можно предлагать плохие имена таким замечательным волвекам? Для малыша сообща и выбрали сразу одно, именно это, свойственное северным бороям. Потому что он, и правда, удивительный, трогательный и открытый. Зеленоглазое чудо обожают все и опекают – тоже все.

Вожак вздохнул и добавил с легкой улыбкой: а сам Ясень, очевидно, взялся опекать айри, «потому что у него тоже никого нет и он грустит». Так сказал учитель Йялл, который сегодня выяснял у мальчика причину выбора нового места в столовой. Если это неприятно… Старейший почти обиделся и потребовал не мешать малышу опекать его. Тоже попробовал улыбнуться: его за всю долгую многовековую жизнь никто не опекал.

Утром следующего дня мы узнали, что грустного айри можно звать Витто, – решился–таки сократить устрашающе длинное имя ради малыша. И наш Ясень церемонно представил старейшего всей общине волвеков. Оказывается, по мнению Витто, у малыша для этого вполне достаточно прав. Столик развернули и подвинули к общему ряду. И оригинальный праздник «большого плюха», объявленный в обед, мы отмечали уже все вместе.

«Плюх» и правда событие: кресла зафиксированы на своих местах в рубке, все тесты завершены, подключения и настройки в порядке. В полдень коконы пилотских систем с тем самым «плюхом» первый раз приняли Йялла, раскормленного до ста двадцати семи кило, и Ринка, который отстает от соперника на скромные два килограмма. В общем, звук был очень внушительный…

Зато «Тор–а–мир» снова способен летать.

Был большой пирог и обожаемые нашими гурманами взбитые сливки. Айри по собственной инициативе взялся повязать салфеточку Ясеню, а потом они снова начали разговаривать, не слушая наши гомон и визг. Тема очень серьезная: мальчик переживает, дадут ли им с нерожденным пока братом в новом поселке собственный домик? Если нет, это неправильно, они ведь отдельный род, а если вдруг – да, как им управляться и вести хозяйство? Айри очень долго живут в мире, они умные, может, дядя придумает, что надо делать в таком трудном случае?

Ой–ей… Лайл разобрал слова и мысли сквозь гвалт и замер с занесенной вилкой, чуть не подавившись вопросом Ясеня. Вся стая полагала, что проблемы не существует, мальчика готов принять в семью любой, пусть только выбирает. Вон он у Нимара днюет и ночует… следом за вожаком проблему расслышали и осознали все. Только Йялл в общей густеющей тишине невозмутимо пилил блинчик и улыбался. А Сидда подозрительно пряталась за его широким плечом. Ясно: и эти подались в интриганы, волвеки ведь сильно родственны крылатым любителям напускать туман.

Витто отдышался после приступа кашля и обещал подумать.

У него есть время. До взлета еще далеко, до Релата – тем более. Здесь легко думать, вдали от родичей и традиций. Я нагло воспользовалась случаем и попросила помощи в синтезе пластика для памятника. Нимар меня уже извел своим совершенным зрением, ему невозможно угодить с оттенком. А «вит» – я–то знаю – слог очень частый в имени химиков. Старейший покорно согласился и даже уточнил, его специализация – полимеры. Пришлось сделать глаза того размера, которому завидует тетка Лимма, и охать: тот самый Огийшилитарэривиттонойх, чьи труды так ценит мой Эл! Да химики же считают его своим единственным гением и основателем всего направления! Правда, мы не смогли адаптировать большую часть работ и пока, увы, далеки от их уровня… Он, кажется, смутился.

Я ощутила веселость Лайла. Вожак слышал, как я полдня учила имя, шипя и порыкивая, выводя заодно и Риана по ту сторону экрана из равновесия неверным произношением, искажающим смысл. Остальное сказанное – чистая правда, химики уже стонут от восторга и тренируются в произношении усерднее меня, но выговорить пока никому не удается. А я справилась! И теперь мы точно сделаем пластик, матовый снаружи после шлифовки и играющий искрами в слоистой массе, отзывчивый к спектру всех лун. Вон, этот Огий — (короткое звучание «й», проглоченное) – ши–и… ло… нет, ли–ит… тьфу ты, как же я выговорила это?