Мир в табакерке, или чтиво с убийством
Шрифт:
– Кто это мы, о которых ты говоришь?
– Ну, естественно, тыне откажешься принять участие. В конце концов, ты мой биограф и доверенное лицо, разве нет?
– Ну да, – сказал я. – Я тщательно записываю все, что относится к твоим начинаниям.
– Ну, значит, больше и говорить не о чем. Доверяю тебе подбор групп. Заполучи каких-нибудь знаменитостей, типа «Битлз» или «Роллинг Стоунз», в общем, что-то такое.
Я посмотрел на Т.С. Давстона.
А Т.С. Давстон посмотрел на меня.
– Может, попробуем
На самом деле все пошло намного лучше (что касается приглашения музыкантов), чем я мог ожидать. Наступило лето, и те группы, которые в обычное время запросили бы просто бандитскую плату за свои услуги, одна за другой начали, как миленькие, являться ко мне, готовые выступить бесплатно.
У нас в доме уже поставили телефон, и однажды, июльским утром, я положил трубку, ответив на международный звонок, и сказал маме:
– Приедет капитан Бифхарт.
– Капитан кто?– спросила она.
– Бифхарт, – сказал отец. – Известный также как Дон Ван Влиет, музыкант-авангардист с диапазоном голоса в четыре октавы, чей альбом «Копия маски форели» положил начало целому новому направлению и до сих пор считается одной из самых оригинальных записей во всей истории рока.
Я тихонько отозвал его в другую комнату.
– Чуть-чуть дополню, – сказал я. – Во-первых, «Маска форели» – двойной альбом. Во-вторых, она выйдет не раньше 1969 года. Я просто подумал, что это, в общем-то, имеет значение.
Отец задумчиво кивнул. И спросил:
– Капитан кто?
На самом деле наш капитан приехать не смог, но зато еще оставались «Джими Хендрикс Икспириенс», и Дженис Джоплин с «Биг Бразер энд Зе Холдинг Кампани».
– Попомни мои слова, друг мой, – сказал Т.С. Давстон, когда я сообщил ему об этом, – и Джими Хендрикс, и Дженис Джоплин умрут от наркотиков через несколько лет.
Я покачал головой.
– Насчет мексиканского квартала ты, может, и угадал, – сказал я, – но это – полная чушь.
Должен признаться, я здорово разозлился, когда за месяц до фестиваля и Джими, и Дженис были вынуждены отказаться от участия в нем без указания причин. Без всякого сомнения, я бы снова пустился в плавание по морю скорби, если бы не был настолько переполнен любовью.
– Насчет вашего мальчика и его группы, – сказал я хозяину «Летящего лебедя».
Оставалось всего три недели, когда Т.С. Давстон созвал специальное собрание оргкомитета фестиваля у себя дома. Я уже был у него дома много раз. Более того, я помогал Т.С. Давстону с переездом, и он назначил меня ответственным за наиболее тяжелую мебель. Квартирка у него была просто потрясная, и я описываю ее здесь, чтобы вы могли лучше себе представить обстановку, в которой происходило одно из так называемых «исторических событий».
Квартира Т.С. Давстона занимала весь верхний этаж в здании Хотри Хаус, одном из шести новых жилых домов, построенных вместо снесенных кварталов, прежде населенных нацменьшинствами. Каждый такой дом получил название в честь одного из гигантов британской киноиндустрии: Хотри, Джеймс, Уиндзор, Уильямс, Симс и Мак-Мердо. Мак-Мердо оставался для меня загадкой, потому что я не мог вспомнить ни одного знаменитого актера с такой фамилией. Единственный Мак-Мердо, которого я знал, был советник Мак-Мердо, председатель муниципального комитета по градостроительству.
Ясное дело, это был не он!
Когда сносили старые здания, чтобы на их месте построить новые дома, прежних жильцов расселили по другим местам. Предполагалось, что они получат квартиры в новых домах, как только закончится строительство. Но, видимо, произошла какая-то бюрократическая ошибка, или в городском совете потеряли список адресов, по которым их расселили; в общем, что-то случилось, потому что ни один из прежних обитателей этого района не вернулся в Брентфорд для того, чтобы получить квартиру в новом доме. На их места въехали молодые, смекалистые ребята со стороны, которые носили галстуки и «работали в Сити».
Т.С. Давстон тоже въехал в новую квартиру.
Как оказалось, ему сильно повезло. Последний этаж здания Хотри Хаус должны были разделить на три отдельных квартиры. Но, по всей видимости, то ли денег на это городскому совету не хватило, то ли еще что-то, короче говоря, внутренние стены на этом этаже сделать не смогли, и Т.С. Давстону удалось заполучить весь этаж по цене одной квартиры. Он рассказывал Норману, что в этом ему помог один из его дядюшек. А Норман сказал мне, что не смог запомнить, как звали этого дядюшку, но было в его фамилии что-то шотландское.
Квартирка получилась абсолютно потрясная.
Оформлена она была в современном стиле: мигающие лампы, диваны в виде мешков с фасолью, занавески из бус и разноцветные коврики повсюду. Пол блестел, как зеркало, а на окнах были жалюзи из тростника.
К этому моменту Т.С. Давстон собрал весьма обширную библиотеку, в которую входили книги, посвященные табаку. На многих из них был ясно виден штамп Мемориальной библиотеки, но по этому поводу я никогда не высказывался.
Однако были там и кое-какие предметы, по поводу которых я высказывался. Например, там стояла превосходнейшая жардиньерка, которую я когда-то видел в оранжерее Джона Перу Джонса. И обшитый кожей чайник с шипами и клепками, из которого мне когда-то наливали чай в Исправительном доме. И красивая шкатулка, обтянутая кожей – я уверен, что то была та же самая шкатулка, которую показывал нам профессор Мерлин в своем фургоне, почти десять лет назад.
Когда я спрашивал о происхождении этих произведений искусства, Т.С. Давстон всегда отвечал очень туманно.
Уже сами размеры квартиры придавали ей величественность. Широкие окна с великолепным видом на город. Курящиеся благовонные палочки (Т.С. Давстон сам делал их) наполняли воздух опьяняющими ароматами, а звуки ситара из нового музыкального центра добавляли последние штрихи.
Я бы просто заболел от зависти, если бы мама не научила меня, что «мальчики, которые завидуют, отправляются в ад, а там их заставляют дни напролет смотреть на небеса в телескоп – с другого конца».