Мир вечного ливня
Шрифт:
От этих слов вспомнилась сфера взаимодействия, избитая колесами грязь на дороге и уставшие, насквозь вымокшие солдаты, бредущие под тяжестью снаряжения.
А ночью мне приснился Кирилл. Он сидел у реки и мыл руки. Ниже по течению вода была красной.
— Зря ты думаешь, дорогой, что твоей хитрости нет предела, — обернулся он ко мне и поднялся во весь рост.
Я видел, как с его пальцев стекают мутноватые капли роды, но не мог понять, что это может значить.
— Бетонную стену легче проломить, чем стену из денег, — он поправил очки на носу и побрел вдоль берега, сунув пальцы в карманы кожаных брюк.
Мне стало страшно, и я проснулся.
За окном было темно, оконные рамы дрожали поднатиском свирепого морозного ветра, кидавшего в стекла заряды снега. Я тихонько поднялся с дивана, стараясь не разбудить Катю, вышел на кухню и закурил, ежась от холода. На душе скребли кошки. В какой-то момент я даже заподозрил, что Кирилл во сне был настоящим, а не плодом моего воображения, но чуть позже перестал в это верить.
— Нет, обычный кошмар, — прошептал я, затянувшись сигаретным дымом.
Но Кирилл все равно не выходил у меня из головы. Я подумал, что было бы неплохо догнать его во сне и хорошенько надавать по морде. Может быть, даже убить. Я где-то слышал, что какой-то заокеанский писатель то ли выдумал, то ли действительно узнал от индейцев о возможности отдельных людей управлять действиями во сне. Что бы он сказал, интересно, по поводу моих подвигов в сфере взаимодействия? Но мне приснился простой кошмар, я не знал, как можно управлять этим. Да, наверное, и нельзя. И бессмысленно, скорее всего.
Докурив, я тихонько улегся под одеяло и довольно быстро уснул. Буран, постанывающий за окном, переместился в мир моих снов. Я брел голым через ледяную пустыню, то и дело оскальзываясь босыми ступнями на глыбах. Было темно — ни звезд, ни луны не видать, только снег излучал нездоровое фосфоресцирующее сияние. Напористый ветер гнал, кроме снежных волн, разные предметы: то пустую пластиковую бутылку, то окровавленный женский лифчик, то целую россыпь сверкающих елочных игрушек. Нередко пролетали мимо меня грубо вырванные страницы из книг, обрывки плакатов, серпантин кинолент, длинные волосья магнитофонных пленок.
Внезапно я споткнулся о выпиравшую изо льда железяку и больно ушиб палец на ноге.
— От зараза! — вспылил я и присел, чтобы разглядеть железяку получше.
Оказалось, что из-под снега выступает полированная металлическая полусфера, по размеру и форме похожая на верхушку армейской каски. Я чуть копнул руками и с удивлением понял, что откапываю не что-нибудь, а самый что ни на есть рыцарский шлем. Причем, откопав его наполовину, я убедился, что в шлеме есть голова.
— Кхе! — откашлялся рыцарь, когда я удалил снег с его лица. — Спасибо, путник, да будет благословенно твое имя! Что ты хочешь за спасение храброго рыцаря?
— Да я вас еще не спас, сэр рыцарь, — прервал я поток благодарностей. — Сколько в вас росту?
— Добрых шесть футов! — похвастался рыцарь. — Недаром меня зовут первым среди равных!
— Так вы король Артур? — догадался я.
— Истинно так! — рыцарь хотел кивнуть, но только ударился лбом о край шлема.
— Шесть футов… Много копать придется, — посетовал я.
— Не расстраивайся, путник, — утешил меня Артур. — Ты уже меня спас. Ведь в каждом деле важен не результат, а доброе начинание.
Однако я продолжил копать, перекидываясь фразами с королем, чтобы не думать о пронизывающем холоде.
— Вот вы говорите: «первый среди равных», — задумался я. — Значит, все рыцари Круглого стола шести футов росту?
— Отнюдь, — надул губы король. — Я самый высокий.
— Так какие же они равные? — усмехнулся я.
— А я их назначил равными. Иди ко мне в рыцари, тоже будешь равным.
— Нет, спасибо, — у меня замерзли руки, и я перестал копать.
Все же шесть футов — довольно большая яма. В общем, у меня появилась уважительная причина не откапывать короля.
— У моих рыцарей хорошее жалованье, — продолжал гудеть в недрах шлема Артур. — Они ни в чем не нуждаются, даже в женщинах, потому что любая войдет к ним с радостью.
— Пожалуй, добрым начинанием можно и ограничиться, — сказал я, встав и засунув ладони под мышки, чтобы согреть. — Не буду я вас дальше откапывать, сир.
— А я предложу тебе Сиденье Погибельное. А? Не устоишь ведь перед соблазном!
— Это то, сев на которое рыцарь обязательно погибнет, но оставит о себе бессмертную славу?
— Точно! Оно самое.
— Нет, спасибо. Я жить хочу.
— Но достаток и слава дороже жизни! — возмутился Артур. — Лучше год прожить, ни в чем не нуждаясь, чем сорок лет прозябать в нищете и безвестности!
— У нас бандиты в девяностых годах тоже так думали, — усмехнулся я. — И где они теперь? Кончились все. А их жены пошли на панель, потому что из выживших им никто и рубля не предложил. Нет, спасибо, досточтимый сир, но я лучше пойду своим путем.
И я двинулся дальше, перешагивая то через обледеневшие ящики из-под фруктов, какие в изобилии валяются на рыночных площадях после закрытия рынков, то через изношенные автомобильные покрышки. Пару раз мне даже встретились горящие металлические бочки из-под бензина, как в мрачных американских фильмах, но рядом с ними никого не было, даже негров.
Так я брел непонятно куда, пока не наткнулся на вросший в снег ледяной торос, чем-то напоминающий грубую человеческую скульптуру. Я подышал на глыбу, отчего небольшой участок непроницаемо-белого льда стал прозрачным. И я отшатнулся, разглядев в толще льда лицо Андрея. Но он не был мертвым, он улыбнулся посиневшими губами и произнес, вызывая звонкие вибрации льда:
— Там, дальше, есть то, что тебе надо.
— Что именно? — спросил я вместо того, чтобы вытаскивать корректировщика из ледяного плена.