Мир вечного ливня
Шрифт:
— Тогда тебе пекарня нужна.
— Я не пекарь.
— А кто ты?
— Артистка, — серьезно ответила Катя.
— И что тебе нужно для счастья?
— Возможность выступать.
— Ну и выступала бы в подземном переходе.
— За деньги? Ищи дуру!
— А за что ты хочешь?
— За всероссийскую известность. Тогда деньги мне станут совсем не нужны.
Я хотел усмехнуться, но понял, что она права. По крайней мере в это можно поверить. Не такая уж и утопия гнездилась у нее в голове.
— Только есть одно важное условие, — добавила она. — Ничего нельзя делать
— А человечеству, думаешь, не все равно?
— Конечно, ему без разницы. Только спасать его все равно надо. Хотя бы раз в тысячу лет. Знаешь, ты вообще первый, кому я до конца рассказала об этом.
— Почему? — осмелился спросить я.
— Ты первый стал слушать. Другие просто хотели со мной переспать или еще чего-нибудь. А тебе было интересно, я видела. Кажется, тебя можно взять в команду.
— Спасать человечество?
— А что? Вдвоем будет проще.
Меня начало ощутимо трясти. Ничего подобного я в жизни никогда не ощущал рядом с женщиной. Мало того, что она меня возбуждала запахом, и теплом, и очертанием тела, так еще прошедший разговор вызвал в голове настоящую бурю эмоций и ответных мыслительных волн, которые сталкивались под стенками черепа, вздымались, сливались в вихри и не думали утихать. Я готов был на все — на любые безумства вплоть до спасения человечества, только бы заполучить ее прямо сейчас, не медля, не откладывая ни на секунду.
Я не понимал, что же так сильно меня завело, мне хотелось в этом разобраться, но уже не было ни малейшей возможности.
— Долго ты так, в одиночку, спасаешь мир? — спросил я, чувствуя, как осип голос.
— Всегда. Но если конкретно, у меня уже больше года никого не было.
В груди гулко бухало сердце, на экране телевизора мерцали беззвучные кадры. Я дольше не мог бороться с собой, повернулся и обнял ее сначала осторожно, потом крепче и крепче, так как понял, что не оттолкнет. Она крепко зажмурилась и впилась губами мне в губы. Мы оба распалялись сильнее с каждой секундой, с каждым, все более шумным выдохом, с каждым ударом сердца. Она первая начала сдирать с меня одежду, я не ожидал такого напора. На шторм это было похоже, на бурю, на стихийное бедствие. Я заподозрил, что столь сильное возбуждение, никогда до этого мне не свойственное, наверняка подкреплено алкалоидом грибной дури. Но как бы там ни было, секс между мной и Катей был жарким и громким. Мы так неистовствовали, вскрикивая в порывах страсти, что все закончилось через пару минут. Но я еще долго не мог прийти в себя, оглушенный, распластанный, до последней степени обалдевший. Еще я представил, как Цуцык, глядя на мое тело, извивающееся на полу БТРа, задорно прицокивал языком. Наверняка так и было. Ну и черт с ним.
Катя лежала рядом со мной на диване, улыбаясь в потолок, на котором иногда плыли сполохи от фар проезжавших внизу машин. Это было такое кино на белом экране — про ночной город, в котором миллионы людей.
— С тобой точно можно спасать человечество… — негромко сказала она.
— Тогда поработаем, — ответил я.
— Что?
— Это мы на войне так по связи говорили. Ну, когда все готовы, когда все на местах. Поработаем. Это значит — пора начинать.
— Мне тебя не хватало очень. Здесь ведь тоже почти как на войне, только не так часто стреляют. Хочется, чтобы рядом был тот, кто уже убивал, как ты.
— Зачем? — я заподозрил неладное.
— Затем, что в шоу-бизнесе одни педерасты. Для них женщина — недоразумение, ошибка природы. Меня там просто некому воспринимать всерьез. А тебя они вынуждены будут воспринимать очень серьезно. Они великолепно разбираются в людях и чувствуют не показную, а реальную, внутреннюю силу.
— И что?
— Мне нужен продюсер.
— Для продюсера денег у меня маловато.
— Похоже, ты меня тоже не воспринимаешь всерьез, — грустно вздохнула она.
— Ну вот, начинается. С чего бы такие претензии?
— С того! Я тебе полчаса объясняла, что деньги ничего не стоят, а ты сейчас мне снова о них. Я хочу всем доказать, что ум и умения гораздо важнее любых денег, что на самый верх можно пробиться за счет способностей. Это будет наш личный вклад в спасение человечества. Ты-то веришь, что это возможно?
Мне трудно было ответить. Врать не хотелось, а говорить правду прямо сейчас было больно. Я подумал, что, может быть, у нее есть план, может, я многого не понимаю в делах шоу-бизнеса.
— Не знаю, — ответил я. — Надо попробовать.
— Ты — лучший, — улыбнулась она. — Вместе мы порвем этих гадов, как марлевые трусы.
Усталость от бурно прожитого дня и не менее бурного секса накатывалась на меня волнами. Глаза все труднее было держать открытыми, а в ушах все громче и настойчивей слышался шум ливня из сферы взаимодействия. Катя заметила, что я клюю носом.
— Хочешь спать?
— Да, если честно.
— Тебе завтра когда на работу?
Мне не хотелось говорить, что наша контора приказала долго жить, но от вранья Кате я твердо решил раз и навсегда отказаться.
— Меня выгнали.
— Что же ты сразу не сказал?
— Не знаю. Не думал, что мы так сблизимся. Точнее, не надеялся.
— Ладно. Утро вечера мудренее. Встань, надо застелить как следует.
Она глянула на меня, и тут же по ее лицу пробежала тень чуть испуганного удивления.
— Что с тобой? — напряглась она. — Ты зеленый весь и темные круги под глазами.
— Устал, — отмахнулся я.
— Ты на обдолбанного наркомана похож, а не на уставшего. Сколько дней не спал? На Кирилла пахал?
Как хорошо, когда можно безболезненно говорить правду!
— На него.
— Днем и ночью?
— Да, так получилось.
— Сволочь он. Извини, что я тебя притащила тогда на эту дурацкую студию.
— Да нет, я не жалею. Серьезно. До того, как все началось, я, конечно, знал, что по телику врут, но от правды был очень далек.
— А сейчас?
— Трудно сказать… Видеть я стал иначе, это точно. Но кто знает, может быть, та правда, которая мне открывается, просто новый слой лжи? Не может правда ежедневно становиться новой.