Мир вечного ливня
Шрифт:
Я взял Валеру за запястье, пощупать пульс, но он вырвал руку.
— Блин, да не лапай меня!
— Дурак ты. Руку дай. В гроб захотел раньше времени?
— А ты что, доктор?
— Хреноктор.
Я таки поймал его за руку и нащупал пульс. Хреновый пульс. Да и рука холодная. Точно шок. А средство против него одно — полная анестезия, чтобы свести на нет дурацкие защитные реакции организма. Лучше всего для таких целей подходят опиаты. Вот герыч бы подошел в самый раз. Но это доза для Ирины.
— Черт меня подери! — не выдержав, ругнулся я вслух.
Располовинить? А если не
— Чего там? — насторожился Валера, еще больше бледнея.
— Да ничего, это я так, о своем. Плевая рана.
— Ни хрена себе! Половину плеча разнесло!
— Не гунди! — остановил я его. — Кость не задета, кровища не хлещет. Где у тебя аптечка?
— Сзади. Слушай, что-то мне хреново как-то… Блин, пальцы ломит.
— Забей. Это самовнушение, — ответил я, открывая коробку автомобильной аптечки.
Анальгин, валидол… Это все пустое сейчас. В жгуте надобности тоже нету. Вот шприц-тюбик промедола выручил бы сильно, но автомобильная аптечка все же не военный медпакет. У нас государство скорее угробит сотни людей в год, позволив им умереть от шока на дорогах, чем пустит промедол в свободный оборот. А ведь на войне промедол у каждого в кармане, и ничего, повальной наркомании не обнаружено. Как будто гражданские дурнее военных. Бред! Кто хочет обдолбиться, найдет где купить, а вот когда возникает необходимость и нет под рукой препарата, тогда труба.
Найдя бинт и вату, я примотал к плечу Валеры тугой тампон, чтобы уменьшить кровотечение. Сейчас ему каждая капля жидкости на вес золота и даже дороже.
— Ты что, блин, правда доктор? — заинтересованно наблюдал он за мной. — Ну и денек сегодня. Или ты секретный агент, как Шварценеггер в «Правдивой лжи»? Хотя для агента ты мелковат.
«Болтай, болтай, — думал я, затягивая бинт. — Сейчас тебе надо. Потом тебя еще заставлять придется языком шевелить, потому что если без анестезии уснешь, то не проснешься уже никогда».
Валера об участи своей не догадывался и продолжал тараторить. В первой стадии шока всегда распирает, по себе знаю. А потом угнетение всех систем и… Меня чаша сия миновала, а вот некоторых хороших друзей не удалось спасти.
В общем, как со мной это бывает в критические моменты, я заметался. Мысленно заметался — со стороны незаметно. У меня в голове проносились то образ шприца с героином, то дергающийся в конвульсиях Валера — бледный и некрасивый. То Ирина… Мне стало страшно.
Катя заметила мою внутреннюю панику. Как, интересно? Никогда ведь не замечал никто. Хотя что стоит разглядеть внутреннюю панику человеку, который видит духов на ветках деревьев? Она взяла меня за локоть и отвела в сторону.
— Что такое? — спокойно спросила она.
— У Валеры первая стадия шока. Это очень плохо.
— Умрет?
— Если не сделать полную анестезию, то скорее всего до больницы не довезем. Кислородное голодание внутренних органов, судя по пульсу, уже началось.
— Ты хочешь героин не Ирине, а ему?
— Нет… Черт! Я его едва знаю, а с Ириной мы огонь и воду прошли. Но не могу позволить погибнуть парню по нашей вине.
— Погоди…
— Что вы там шепчетесь? — Валера встал на ноги и шагнул к нам, не сгибая дрожащих коленей. — Что, хреново со мной, да? Да не молчите!
— Да, — выдавил я из себя. — У тебя шок.
— Э, блин… Вообще-то я сегодня не рассчитывал в ящик сыграть. Что вы там говорили про герыч? У вас есть, что ли? Так колите!
— Эта дурь для спасения другого человека, — ляпнул я.
— Да? Серьезно? — Валера сделал еще шаг, но пошатнулся. — Для другого, говоришь? Вы вперлись ко мне в машину, из-за вас меня подстрелили, а герыч для кого-то другого? Блин, я не хочу умирать!
Его голос дрогнул, и я понял, что ничего меня не остановит от того, чтобы отдать эту дозу ему. Еще неизвестно, поможет ли героин Ирине. В конце концов, это только теория, голая теория Кати. Хочется верить, что если усыпить погибшего во сне человека, то он вернется в сферу взаимодействия и можно вытащить его оттуда живым. Но, скорее всего, это чушь. Вернуться ведь можно только в тело! А если оно растерзано? Валера же может умереть прямо у нас на глазах, причем по нашей же вине. Вот и весь принцип выбора. Я подумал, как бы оценили мой выбор Цуцык, Андрей, Макс… Как предательство, скорее всего. Но для них Искорка уже безвозвратно мертва. И решение принимать мне, только мне, и никому больше. Точнее, нам с Катей. Я постепенно учился думать во множественном числе.
— Давай шприц! — обратился я к девушке.
— Да какой шприц?! Там же порошок, его еще развести надо. Вода нужна, столовая ложка, зажигалка…
— Зажигалка у меня есть… — рефлекторно ответил я.
Валера прислонился спиной к машине и расхохотался. Затем зажмурился, сжал кулак здоровой руки, и я увидел проступившие из-под его век слезы.
— Ложка… — прошептал он. — Кто мог подумать, что моя жизнь будет зависеть от того, есть ли в машине столовая ложка?
Я оцепенел. В бою такого со мной не случалось ни разу, а тут нервы сдали. И вдруг Катя подскочила к Валере и выдала совершенно неожиданную фразу:
— А ты не врал про азотный форсаж?
— Что? — парень выпучил глаза. — Сдурели совсем? Не врал, вон баллон в багажнике. Но если вы думаете, что с его помощью быстренько довезете меня до больницы, то ни фига не получится. Только мотор угробите.
— Саша! — Катя повернулась ко мне. — Ну и дураки же мы! У нас же такой наркоз, а мы мозги друг другу парим!
— Какой наркоз? — осторожно спросил я.
— А какой газ смешивали с топливом в фильме «Форсаж»?
— Закись азота… — шепнул я, догадавшись. — Это ведь газ для наркоза!
— Вот именно! Лезь в багажник!
Я вырвал ключи из замка зажигания и распахнул крышку багажника. Там, в углу, притаился серый невзрачный баллон с желтой надписью «Закись азота». И внизу маленькими черными буквами: «медицинская». Я проверил, закрыты ли вентили, после чего с мясом повыдирал все трубки. Большинство из них, как мне показалось, были только для внушительности конструкции, а одна толстая резиновая от штуцера — рабочая.
— Ложись на сиденье! — приказал я Валере.
— Только не отравите! — взмолился он.