Мир Вечного Полдня (сборник)
Шрифт:
Дома, вот уж повезло, подали воду. Струйка была не толще спички, но это все равно была вода. И пахла она гораздо лучше, чем та, которую они пили в окопах. Ростик тут же наполнил с помощью садового шланга все бочки, и даже хватило напора налить четверть бака в садовом душе, построенном отцом.
Искупавшись и переодевшись во все чистое, он подумал было приготовить себе что-нибудь поесть, но почему-то уснул. Проснулся от того, что кто-то ласково, как в детстве, поцеловал его в лоб. Он открыл глаза, это была, конечно,
Она выглядела осунувшейся, бледной, усталой. У глаз собрались незнакомые морщинки, но глаза сияли все той же победной силой, что и раньше, и она была так же красива, как тогда, когда уходила с отцом в кино или просто пройтись по городу.
За ужином они говорили мало. Она лишь смотрела, как он ест, подперев кулаком щеку, и вздыхала. Лишь убирая пустую тарелку, спросила:
– Как там у вас, все живы?
– Да ты что, мам, — с преувеличенным энтузиазмом ответил Ростик, — богомолы же стрелять не умеют. Просто пытаются проволоку срезать или рельсы отвинтить...
– Не скажи, — сказала вдруг мама. — К нам стали поступать раненные от выстрелов из каких-то самострелов, что ли... В общем, это стрелы с насаженными вместо острия колючками какого-то растения. Они потрясающе острые, твердые и дают очень плохой, глубокий разрез.
– Нет, мам, у нас такого не было, у нас все спокойно.
Она печально улыбнулась.
– То-то мы каждый вечер стрельбу слышим.
Она стала собираться в душ, нашла в шкафу свежее полотенце, длинный халат.
– Ну, ведь это мы же стреляем. А они — просто насекомые. Ладно, у нас там — пустяки. У вас-то что? Что в городе слышно?
– Из годных к строевой остались только девушки, — сказала мама. — И еще идут упорные разговоры, что будут рыть рвы, как во время войны.
– Рвы? — тупо спросил Ростик. — Зачем рвы? У них же нет танков, а ров они просто перелезут.
– Сам знаешь, какие у нас начальники, — и мама ушла купаться.
Ростик переоделся в штатское и вышел, чтобы посидеть на лавочке и посмотреть на Октябрьскую. На лавочке уже сидел Ким. В штатском. Он был вымыт, даже блестел, наверное, как и Ростик. И весь светился добродушием. Словно когда-то в детстве, он спросил:
– Что делать будем?
У Ростика уже давно, еще с того момента, когда им сообщили об увольнительной, засела одна мысль. Теперь он ее озвучил:
– Знаешь, мне хочется сходить в обсерваторию.
– Зачем? — удивился Ким.
– Мы ведь так ничего и не знаем — где оказались и почему? Может, они что-нибудь новенькое выяснили?
Ким посидел, подумал, посмотрел на облака над головой, которые уже скоро должны были погаснуть, и кивнул.
– Пошли. Может, на велах?
Подкачав свои несравненные «Украины», друзья поехали знакомой дорогой. У ограды обсерватории их вдруг остановили. Это был обыкновенный пост, вот только стояли на нем девчонки. Все в форме, бледненькие, чумазенькие, с карабинами. Командовала у них довольно пожилая девица, прямо тетка тридцатилетняя, с косой во всю спину, торчащей из-под пилотки, как змея. Она спросила документы.
– Девушка, — растерянно ответил Ким, — у меня не то что документов нет, но даже и фамилия нерусская.
Шутка оказалась неудачной, девица разозлилась, решив, что над ней смеются.
– Всякие сосунки... — начала было она, но вмешался Ростик.
– У нас увольнительная, мы с позиций и правил новых не знаем. О том, что у вас ввели документы, нам просто не сообщили.
– Увольнительная? — переспросила тетка с косой. — Так вы с передовой? А где ваше оружие?
Эх, будь они знакомы, все стало бы проще. Но так получилось, что ни одну из постовых ребята не знали, а выяснять общих знакомых показалось слишком долго. Поэтому Ростик просто ответил:
– Дома осталось. Зачем оно в городе?
– Подозрительно это, — сказала командир. — Да и молоды вы очень...
Ким, который действительно выглядел чрезвычайно по-мальчишески, еще и из-за своего небольшого росточка, вздумал обидеться.
– На передовую посылать — не молоды, да? А как к друзьям пройти...
Ростик толкнул его в бок кулаком, но девица уже все поняла.
– Вы в обсерваторию?
– К Перегуде, — добавил Ростик, надеясь, что постовая не станет спрашивать имя-отчество директора, которое он, конечно же, забыл.
– Сейчас спрошу, — веско сказала девица. Она вернулась на пост, выложенный мешками с песком, покрутила ручку полевого телефона, отвернулась от ребят и стала что-то докладывать в трубку. Потом прокричала: — Как ваши фамилии?
Ким назвался за обоих. Ребята уже примирились, что придется поворачивать, как вдруг девица махнула рукой своим подчиненным и звонко крикнула:
– Пропустить.
Ростик с Кимом удивились, но проехали. Оставив велосипеды, как и месяца полтора назад, в тот день, когда только-только свершился Перенос, они прошли знакомой дорогой по пустынным коридорам к директору. Как и тогда, Перегуда был в синем халате и у него уже сидели гости. На этот раз они увидели довольно молодого парня, которого, как оказалось, Ким отдаленно знал. На всякий случай он все-таки представился:
– Грузинов, можно просто Поликарп.
– Поликарп у нас инженер с вагоноремонтного. Но сейчас, пожалуй, решает совсем невагоноремонтные задачи, — по-хозяйски заговорил Перегуда. — А это, позвольте представить вам, профессор Рымолов, Андрей Арсеньевич.
И Перегуда указал на худого, рано поседевшего человека с узким носом, ясными серыми глазами и тонкими, словно у музыканта, пальцами.
– Ага, вас как-то поминал Дондик, — сказал Ким. — Говорил, вы отсидент за системологию науки не по Марксу.