Мир всем
Шрифт:
— Мама, бабуся, я помню о вас и верю, что вы сейчас видите меня. И знайте, что отца я простила и не жалею ни о чём.
Слёзы непрошено потекли по щекам.
Память воскресила запах бабусиных духов и её слова, сказанные мне на выпускном балу в педагогическом техникуме:
— Теперь ты не имеешь права раскисать. Ты не просто учительница, ты — Первая учительница, которая обязана учеников любить, учить и жалеть. Да, да, жалеть, потому что жалость — это не охи и вздохи, а возможность вытолкнуть себя из привычного уюта, протянуть руку и помочь.
— Бабуся, я тебя не подвела. Я всю жизнь проработала в школе. Мои дети разлетелись по всей стране, и я знаю, что в каждом из
Снегопад прекратился, высвечивая небо узкой полосой холодной синевы. Сфотографировав памятник в нескольких ракурсах, я неспешно повернула назад, в сторону куполов Казанской церкви. Монастырь недавно возвратили верующим, и он ещё стоял в запустении, но службы уже велись. Выход с кладбища выводил сразу к церкви. Чтобы войти в притвор, мне пришлось отстоять маленькую очередь. Хотя внутри народу было густо, пространство казалось наполненным солнцем и воздухом. Плыл мягкий запах воска и ладана, горели свечи, пламенными каплями отражаясь на красках икон. Молодой батюшка в светлой ризе поднял руку, призывая ко вниманию, и провозгласил то, что составляет главную суть человеческой жизни:
— Вонмем! Мир всем!