Миракулум 2
Шрифт:
Сомрак постарел на несколько лет за ту минуту, когда смотрел на часы, ожидая прошествия необходимого времени, чтобы встретить пробуждение Тавиара. Но его тело, наоборот, побелело еще сильнее, окуталось черной прозрачной дымкой, что не стало видно очертаний... а когда этот туман тяжело и влажно осыпался на пол, в кресле вместо его сына лежал другой шестнадцатилетний мальчишка.
Сердце
Он упал без сознания, не в силах видеть это. А мальчишка, боясь каждого своего собственного движения, вытянул впереди себя руки. И посмотрев на них, дотронулся до груди. Ни клинка, ни раны, ни крови... и водоворотом вновь окунулся в сон. Сон о настоящем времени. Обо всем, что хранило сознание Тавиара, впитав от рождения до сегодняшнего дня. Весь увиденный и услышанный мир, столетия вперед. Будущее.
Уже после Аверс постиг истинный смысл своего выбора. Поступиться совестью, своей человечностью, стать убийцей за возможность быть друг подле друга... ничто, в котором ему теперь приходилось жить одному. Его мир умер. Канул в лету. В настоящем времени не было ничего из его жизни, кроме гравированного стилета. Ни одной родной живой души. Все чужие. Все чужое. Он сам то ли убийца, то ли рабовладелец несчастного юноши, чья участь неизвестна, - или смерть, или плен. Безумие Сомрака в попытках найти противоядие и изгнать Аверса обратно.
И сам Аверс, прожив в этой агонии два года, каждую ночь мучаясь кошмаром безжизненного тела Рыс в объятиях, не смог больше выносить этого. Двух путей не было. Снова себя он убить уже не мог, - он не знал, что будет в этом случае с Тавиаром. Жить без нее он тоже не мог.
И появилась Рория...
Сомрака он заставил. Имея такого заложника в себе, это было не трудно. Но самому хозяину лавки это было ужасно. Теперь он знал, к какому итогу приводит подобное путешествие. Теперь он знал, что не просто отправляет туда желающего заглянуть в чужую жизнь, а вершит страшное преступление. А Аверс стоит за спиной. Но Рория сбежала. Она уже едва не попала под ту степень зависимости, когда уже и страшно, да не сбежишь.
Оружейник опомнился ненадолго. Пытался забыться. Пытался изжить свою боль в своем оружейном деле. Он сам подхлестывал Сомрака к тому, чтобы тот сделал все возможное, и освободил его. Потому что такая жизнь хуже любой смерти. Семнадцать лет Аверс горел в аду.
Пока не появилась Эска...
Поступиться совестью... своей человечностью... стать убийцей...
Вершить зло, лгать, обольщать и заманивать, подводить ни в чем не повинную искреннюю девушку к тому, чтобы в один миг столкнуть ее в бездну небытия. Ради воскрешения Рыс.
Глава двадцать вторая
Холодная игла в моем сердце растворилась. Так было больно, и вдруг эта боль прошла. Шума больше не слышно...
Я открыла глаза. И темноты каменного мешка тоже не было. Аверс прижимал меня к себе не спиной, а боком, и его по-прежнему била крупная дрожь. Он не смог этого сделать? Не смог меня убить, а только ударил?
– Аверс...
– шепнула я, и его руки сильно вздрогнули, а голова поднялась от моего плеча, так крепко он обнимал меня.
Я ничего не могла понять... светлая комната расплывалась, все немного кружилось. Лицо оружейника было четким, но каким-то странным. Непривычным. Не только по выражению глаз, отражавших немыслимое и непостижимое счастье вперемешку с таким же непостижимым неверием в это счастье, но и в целом. Как же мне было хорошо лежать на его руках.
– Аверс?
– Я успела понять, что с ним...
– Ты молод?
А ответ уже не услышала. Я заснула. И печальный голос пропел давно позабытую песню:
"Но что случится, если миру, миру грез
Доверившись, ты сердцем поклянешься,
Что до конца пройдешь свой путь всерьез
И никогда назад не обернешься.
Любимая моя, навек усни,
Чтобы в объятиях моих опять проснуться...
С пути судьбы нам некуда сойти, -
Не избежать,
Не изменить
И не вернуться..."
Продолжение следует...