Миракулум 2
Шрифт:
– Что он принес?
– Спросила я, смутно догадываясь.
– Оружие.
– Кто поручил ему?
– Думаю, Рихтер... каждое слово Алхимика сбывается с точностью до малейшей детали...
Он поднялся с места, оставив меня одну.
– Это стилет. И если верить Миракулум, то этот стилет когда-то сделал я сам. Да... я чувствую знакомую гравировку.
Все, что он говорил, говорилось опустошенно и бессмысленно. И обратно не сделал ни шага. Стальная игла лязгнуло о камень, и послышался тягостный выдох. Я подошла сама и нащупала в темноте фигуру Аверса. Он упал на колени, скорчился, обхватив свою голову, и пытался скрутить себя самого в
– Аверс, - я тронула его за плечи, - времени мало, Аверс!
Он резко выпрямился, схватил меня больно за запястья и прижал к себе. Его резкость объяснялась отчаяньем. А я была так спокойна, из-за одного только понимания, - насколько легче мне, и насколько невыносимо ему.
– С одного удара, умоляю тебя...
Аверс развернул меня, обняв левой рукой за плечи и прижав спиной к своей груди. Его разбивала такая крупная дрожь, что стало трясти и меня. Сверху опять послышался посторонний шорох. Достаточно громкий, чтобы понять, - сюда идут, и не один человек. Пытки, застенок, публичная казнь... или счастье мгновенной смерти на руках возлюбленного... последний раз почувствовать его объятие, его сердцебиение, его дыхание возле щеки...
– Я люблю тебя, Рыс...
...и его голос, с колдовским звучанием последнего звука в моем имени...
– Бей же!!! Не медл...
Глава двадцать первая
В антикварной лавке, почти перед самым закрытием звякнул колокольчик, и внутрь зашел человек. Сомрак приподнял голову от витрины, и сказал:
– Одну минуту, я только положу этот образец... что вас интересует?
– Я слышал, - сказал мужчина, - что вы антиквар не в первом поколении, и в городе лучший, кто может сделать и оценить настоящий клинок.
– Возможно, - скромно отозвался хозяин лавки.
– А что вы хотите?
– Взгляните, прошу вас.
Посетитель достал из-за пазухи свернутую плотную ткань, и развернул, положив на витрину, старинный потемневший стилет. Желтая треснутая кость рукояти, косой слом у кончика клинка и тонкая черная гравировка у его основания. "Сэельременн. Вальдо. Аверс Итт".
Сомрак понял сразу, даже взглянув невооруженным глазом, - перед ним не просто старинная вещь, а истинная реликвия далеких столетий.
– Это... это...
– Я хочу продать его, но даже не знаю цены, - быстро сказал мужчина, - я ничего в этом не понимаю, а деньги нужны срочно.
– Откуда у вас этот клинок?
– Он еще моему деду принадлежал... так и валялся в доме в ящике. Вы можете его купить?
– А сколько вы хотите?
– Это я у вас хотел узнать, сколько вы дадите за него, - и усмехнулся, - только мне нужно сейчас.
Сомрак назвал свою цену. Посетитель явно обрадовался:
– Я согласен! Это даже больше, чем я ожидал получить...
Когда они обменялись, каждый довольный совершенной сделкой, мужчина протянул ему руку:
– Благодарю вас за помощь, господин антиквар, вы выручили меня.
– Рад, что зашли ко мне, - ответил хозяин и протянул свою.
Ладонь Сомрака обожгло, и не в силах разомкнуть рукопожатия, несчастный вскинул на пришедшего недоуменный и растерянный взгляд. Мужчина улыбнулся.
– Вы оказали воистину неоценимую услугу...
Темные дымные полоски окутали ладони, и черный плоский рисунок змеи метнулся из-за рукава незнакомца, больно ужалив Сомрака. Тот вскрикнул, почувствовав
– ...теперь у вас есть дар, мой друг, и вы обязаны его применить.
Посетитель ушел. Ладонь гореть перестала, но в ту же ночь хозяин лавки понял, что отныне его рука, - магическая длань, через которую проходят неясные токи, холодит космическая пустота и кожа соприкасается с толщей столетий, как с поверхностью воды. Понимание того, что именно он теперь может делать, явилось в голову четкой мыслью.
Сила удивления обрушилась на него не с такой мощью, с какой обрушился восторг на его сына, Тавиара. Пылкое юное сердце, жажда познания, тяга к приключениям, к неизведанному и непостижимому... и отец однажды дал согласие попробовать хоть один раз отправить его туда, куда никому заглянуть невозможно. В прошлое.
И юноша, севший в мягкое удобное кресло, закрывший глаза и взявший отца за руку, упал в омут времен и жизней. Он ступил в коридор, ведущий в приемную залу коменданта Неука
Больше Тавиар не мог прожить и дня в своей настоящей жизни. Она была невыносимо скучна для него, как по событиям, так и по чувствам. Только там он был не мальчишкой, а зрелым мужчиной, там была война и была странная девушка, которая смотрела на него такими глазами, что порой все переворачивалось в душе. Аверс влюбился. И казалось, не было мучительней того дня, когда он нес Рыс на руках прочь из столицы, не зная, умрет она или нет от проклятой чумы. Рубить по живому? Спалить на корню очнувшееся сердце? Потерять единственного во всем мире любимого человека? Но Рыс выжила. И будь она хоть кем, хоть цаттом, хоть врагом, хоть другом, - она была жива.
Тавиар за три месяца путешествий прожил там почти пять лет. И разлуку он пережил так же, как и Аверс. Найти и потерять. Вновь умереть, и вновь ожить. Страдать и наслаждаться. Пока Змеиный Алхимик не поставил точку счастью свободы.
Он лишь провел рукой возле ее лица, и Рыс уснула, упав головой на плечо оружейника.
– Теперь она не услышит ни слова, - сказал Миракулум.
– а ты будешь знать: все пути ведут к смерти. Как один. С той лишь разницей, что тебе потом придется поступиться совестью, своей человечностью, стать убийцей за возможность быть друг подле друга. Через три дня вы умрете...
– он рассказал все о начале охоты на него и на людей со знаком чумы. Все о том, что избежать участи пыток и казни невозможно, но есть шанс умереть менее мучительно.
– Ты должен убить ее. Не достаточно ли она страдала в своей жизни, чтобы ее конец был более ужасен, чем все ее предыдущие пытки? А потом убьешь себя.
Аверс молчал и смотрел колдуну в глаза.
– Ты пойдешь ради нее на все?
– спросил Миракулум.
– Да.
– Ты готов убить и умереть, чтобы спасти ее душу?
– Да.
– И ты согласен сам заплатить за все?
– Да.
– Это я и хотел услышать.
– Алхимик с мрачным и одновременно просветленным лицом, коротко улыбнулся.
– Тогда к чему слова о болезни и здравии, богатстве и бедности, если даже смерть не разлучит вас...
В каменном мешке, прижимая ее к себе, смелую и решительную, одним взмахом он оборвал выкрик Рыс. И та, запрокинув голову, стала безвольно оседать на его руках. Самое страшное было, - успеть подумать о содеянном прежде, чем умереть самому. Кровь на ладонях была очень горячей... она нестерпимо больно опаляла кожу, но намертво прижгла клинок к пальцам. "Бей же!!!" - стоял в ушах ее отчаянный крик.