Мираж черной пустыни
Шрифт:
50
Мона писала:
«Дэвид, любимый мой!
Прошло уже четыре месяца с тех пор, как ты уехал. Не могу выразить словами, как я по тебе скучаю. Исполняя твою просьбу, я переехала жить к тетушке Грейс, а Белладу закрыли. Как это ни печально, ферма приходит в упадок. После твоего исчезновения большая часть работников тоже ушла. Остались только несколько самых преданных, но, я думаю, большая часть урожая все равно погибнет. Я получила деньги от
Вчера слышала по радио, что в Найроби арестовали Ваньиру. Сообщили, что ее забрали в женский лагерь Камити и что твои дети с ней.
Все эти четыре месяца я надеялась, что увижу тебя, мой любимый, и смогу сама отдать тебе свои письма. Но теперь понимаю, что, пока не закончится этот ужасный конфликт, нам не суждено быть вместе. Поэтому я сделаю, как ты мне сказал: отнесу письма твоей матери. Ты говорил, что она будет знать, как связаться с тобой.
Ты все так же веришь, Дэвид, любовь моя, что в новой Кении найдется место для нас с тобой? Я молюсь о том, чтобы ты оказался прав».
Услышав на веранде шаги, Мона подняла глаза и увидела Грейс, на которой был накрахмаленный белый халат, на шее висел стетоскоп.
— Пришла спросить, не слышно ли чего-нибудь о том грузе, который я жду. Есть новости?
— Нет, пока ничего не известно, тетя.
Грейс нахмурилась. Ей очень нужна была новая партия вакцины против полиомиелита из Америки, и она молилась, чтобы груз не оказался разграблен May May.
— С удовольствием выпила бы чайку, — сказала Грейс. — Ты как?
Мона не переставала восхищаться неисчерпаемой энергией своей тетушки. В свои шестьдесят пять лет Грейс продолжала управлять огромной миссией с энтузиазмом и деловой хваткой молодой женщины.
Мона отложила ручку и последовала за тетей в кухню, где Марио нарезал окорок для холодного ужина. На закате он покинет дом, и двери за ним запрут на все засовы.
— Слава богу, что чайные плантации не пострадали от May May, — сказала Грейс, отмеряя нужное количество чая «Графиня Тривертон» и засыпая его в заварочный чайник. — Британцы тут же сдались бы, если бы им угрожала опасность остаться без чая!
Слуга с широкой улыбкой поглядел через плечо.
Мона улыбнулась ему в ответ и покачала головой. Именно благодаря редкостному бесстрашию Грейс перед лицом такой огромной опасности ее миссия продолжала работу, в то время как другие были заброшены. May May еще дважды атаковали ее миссию, но она по-прежнему не сдавалась. Несмотря на то что рядом теперь располагались войсковые части, а в новостях ежедневно сообщалось об изуродованных телах африканцев, покалеченной скотине, кошках, насажанных на штакетник, несмотря на непрекращающийся гул аэропланов, летающих над лесом и передающих призывы к террористам выйти и сдаться, Грейс каким-то чудом удавалось сохранять спокойствие и оптимизм.
— Даже нет смысла включать радио, — сказала Мона, накрывая стол для чая. Они собирались сесть на теплом солнышке, у окна, обрамленного
Грейс стояла у плиты, ожидая, когда закипит чайник. Она внимательно смотрела на племянницу. На Моне были ее обычные штаны и мужская рубашка, слишком большая для нее.
— Не хочу показаться неделикатной, Мона, — сказала она, — но мне кажется, ты сильно поправилась. Неужели все дело в стряпне Марио?
— Да, я поправилась, — ответила Мона, не оборачиваясь. — Но Марио здесь абсолютно ни при чем. Я беременна.
Грейс потрясенно смотрела на племянницу сквозь очки в железной оправе. Она растерянно моргнула и переспросила:
— Что?
Марио, который знал Мону еще маленькой девочкой, тоже обернулся.
Мона продолжала накрывать на стол, раскладывая бумажные салфетки рядом с тарелками.
— Я жду ребенка, тетя Грейс. Это ребенок Дэвида Матенге.
Марио уронил нож. Он звонко ударился о пол, нарушив мирную тишину послеобеденного часа.
— Мона! — прошептала Грейс. — О чем ты только думала?
— Я была влюблена, тетя. И я по-прежнему очень люблю Дэвида, и он меня любит.
— Но… он же пропал!
— Да. Он сказал мне, что должен уйти, и я его отпустила.
— Ты знаешь, где он теперь?
Мона молчала. В ее горле появился комок, на глазах выступили слезы. Она не могла заставить себя признаться в том, что Дэвид стал одним из тех.
Грейс некоторое время молча смотрела на племянницу, затем многозначительно взглянула на Марио. Тот, все поняв, выскользнул из кухни. Женщины сели за стол друг напротив друга.
— Бедная моя девочка, — сказала тетя. — Что ты собираешься делать?
— Что делать? Рожу ребенка.
— А что потом? Как ты будешь жить?
— Так же, как жила все эти тридцать четыре года. Как все живут, день за днем. Буду ждать, когда Дэвид вернется ко мне.
— Так, значит, ты все же знаешь, где он?
— Да, знаю.
Грейс посмотрела в глаза своей племяннице и прочитала там ответ, который предпочла бы не знать.
— А что станет с ребенком? Какую жизнь ты ему уготовила?
— Ребенок будет жить в любви, тетя Грейс. Он был зачат в любви и вырастет тоже в любви.
— А если Дэвид никогда не вернется?
— Он вернется… — Голос Моны осекся. — А если нет, я воспитаю своего ребенка сама и научу его гордиться своим отцом и двумя расами, которые в нем смешались.
Грейс смотрела на свои руки. За окном распевали птицы. Именно поэтому ее первый дом, который сгорел на этом месте много лет назад, назывался «Дом поющих птиц». Она вспоминала ту ночь, когда полыхала в огне хижина знахарки, а изнутри детские голоса звали на помощь.
— Мона, — медленно произнесла она. — Ты должна понимать, что, если даже Дэвид и вернется к тебе, это будет уже не тот Дэвид. Он изменится.
— Я в это не верю.
— Если он присоединился к May May, это означает, что он принял клятву и ему нельзя больше доверять.