Миро-Творцы
Шрифт:
– Это в тебе темперамент играет – африканский да младой. А мы люди пожилые, нам покой дороже.
– Дрова, что ли, колешь? – ехидно спросила она. – Или в колокол звонишь?
– Милая, уж что-что, а дров наломать сейчас не проблема. Вообще, скучать не приходится.
Эту победительную мулатку трудно было оскорбить отказом – скорее уж заинтриговать. Тем более, она прекрасно чувствовала, как откликается на её прелести его естество. Уж на этом уровне у них проблем не возникнет! Другое дело, что решала тут не плоть.
И когда подъехали к дому, Вадим даже не попытался Клэр пригласить – тем более,
2. ВИА «Атлетико»
Проводив взглядом изящную машину, он поднялся в квартиру, где его снова никто не ждал, взбодрился душем, натянул на ноги трико, поскольку нормальные брюки уже не лезли. Затем подсел к приборам, расставленным трое суток назад.
Кстати, тивишная программа давно началась. Почему не продвинуться по этому пути ещё чуть?
Вадим установил на подпалённой столешнице, друг против друга, два щегольских тивишника, только на днях доставленных со склада. С опаской подсоединил их к сети, но оживлять экраны пока не стал. Хватит с нас эффектных опытов! Сейчас лучше обойтись без взрыва, и вообще, к чему объявлять о себе во всеуслышание? К противнику следует подбираться тихой сапой. Будем скрадывать зверя.
«Что за симпатичное словцо, – подумал Вадим. – Скрадывать! „Главное, редкое“».
Он включил один тивишник и сразу ощутил, как встрепенулась чужеродная вставка и как поверх экрана возникла плёнка, невидимая и неосязаемая, однако непроницаемая даже для пуль. (Всё-таки надо попробовать гранамёт!) Итак, вот тут пространство поворачивают на пол-оборота, прорывая в нём щель. А во время Передач изнутри поступает властный луч, который открывает эту дверь, но лишь с той стороны. Делается это для наложения заклятия, постепенно, сеанс за сеансом превращающего зрителей в скот. Воздействие в обратном направлении, увы, не предусмотрено.
Но теперь у Вадима есть Знак, готовый отразить любую атаку, на какую хватит его Силы. А значит, он создаёт те же пол-оборота, что и образуемое вставкой покрытие. Следовательно, есть надежда…
Глубоко вздохнув, Вадим сотворил одной рукой Знак и медленно надвинул пальцы на экран, пока его зеркало не сомкнулось с плёнкой чужаков. Он постарался соорудить совсем маленький отражатель, чтобы тот уместился по центру ладони. И когда произошло совмещение, Вадим голой кожей ощутил перепад между двумя мирами, в прошлый раз устроивший здесь буйство стихий – с ветрами, молниями и стеклянным дождём. Вадим будто закупорил пробоину в космическом корабле. Оказалось это болезненно, но не смертельно. К тому же за Окном был не вакуум – скорее высокогорье. (Соответственно космолёт менялся на аэроплан.) А температура отличалась и того меньше.
Чуть притерпевшись, Вадим устремился сознанием сквозь Оконце, стараясь не замечать чёрное излучение, струящееся навстречу. Мало тут прочих напастей? Во всяком случае, над ним этот луч не имеет власти!..
Наконец он проник в этот мир – куда более странный, чем виденный вчера. С тамошним разнили частности, с этим – почти всё. По сторонам уходили зеркальные трубы, причудливо сплетаясь.
Кажется, Зазеркалье пускало в себя и материальные тела. То есть по здешним коридорам можно было перемещаться бог знает куда, наплевав на обычные ограничения. Вадим даже ощущал присутствие чужаков – вполне вещественное, не эфирное, – будто они побывали тут совсем недавно.
От зеркальных тоннелей ответвлялось множество узких лазов, распадаясь на коротенькие тупики, в глубине которых светились прозрачные оконца. Их было тысячи, и каждое напоминало формой тивишный экран, и за каждым маячили люди, уставясь в него, словно заворожённые. Бог знает, что они видели. Может, та полова, которой потчевала Студия, под чёрным излучением и впрямь казалась шедевром?
А Вадим с жалостью и брезгливостью смотрел на них, на их бессмысленные лица и деформированные тела, укутанные в рваньё, на убогие запущенные комнатки, на зарешечённые самими жильцами окна, к которым они давно не подходили. Придуманный мир оказался сильнее яви, а экраны тивишников влекли больше. Вадим мог проникнуть облаком в сумеречные сознания зрителей, мог выпотрошить почти любого – однако совершенно не желал этого, даже боялся. Кто знает, насколько они омертвели! А если их уже поздно оживлять?
– Эй! – вдруг окликнули его. – А ты откуда взялся?
Вадим вздрогнул, едва не отдёрнув ладонь от экрана, – тем более, рядом никого не наблюдалось.
– От верблюда, – огрызнулся он больше от неожиданности. – Вот, приветы всем передаёт!
Как ни странно, его поняли, даже посмеялись сочувственно – будто Вадим угодил на землянина. Определять это по языку не стоило и пытаться: в здешней среде передавался смысл, а не звуковая кодировка. А обряжал смысл в слова (естественно, русские) уже сам Вадим.
– Передай и ему, – откликнулся собеседник. – Как он, не похудел?
– Горбы провисли, а так – орёл, – машинально продолжил Вадим и тут же спросил: – А ты сам – кто?
– Дед Пихто! – радостно ответили из пустоты. – Устраивает?
– Может, и Пушкина знаешь? – поинтересовался Вадим. – Будет проще договориться.
– А как же, – подтвердил «дед». – Мы, брат, соседи. Ты ведь из-под Колпака прорезался, верно? Тогда ты – первый, поздравляю!
– У нас это зовётся Бугром, – сказал Вадим. – То есть вы все – за Бугром; а мы, соответственно, – перед.
– «Избушка-избушка, повернись к лесу задом…» Вообще меня зовут Стасом, – сообщил собеседник. – Добро пожаловать в «коммунистический союз одиночек»!
– Ком-со-од? – хмыкнул Вадим. – Ну, вы придумали!.. И много уже набрали?
– Мало, – ответил Стас. – С пару сотен. Зато какие ребята – один к одному! С такими радостно дружить.
– «Вместе весело шагать», да?
– Ну нет, шагаем мы как раз порознь и даже не в ногу. Зато – в одном направлении. Иначе б не попали сюда.
Пара сотен из шести миллиардов, прикинул Вадим. Далеко же нам до «светлого будущего». А Хрущёв, душка, обещал выстроить его за двадцать лет!..