Мировая борьба. Англосаксы против планеты
Шрифт:
Обе разновидности социализма и консерватизм предполагают коллективистскую мобилизацию – единственное реальное средство борьбы с ушедшим вперёд противником. Правда, англосаксам часто удавалось представить свою идеологию единственно (универсально) правильной, прогрессивной и нормальной и, ставя ситуацию с ног на голову, приписать свои успехи своим ценностям, идеям и самих себя выставить в качестве защитников свобод и прав человека в мировом масштабе. И это тоже очень важный фактор в борьбе.
Так, «холодная война», которая была войной прежде всего идеологической или даже психоисторической, психоментальной, была выиграна Западом прежде всего потому, что ему удалось привить небольшой по численности, но очень активной и влиятельной части советской верхушки свои взгляды на мир вообще и на советское общество в частности. Особенно обвальной (с помощью СМИ, кино) эта ситуация стала в перестроечном СССР. Никогда не забуду, как на международной конференции на о. Родос один индиец сказал мне, что с Индией в идейно-пропагандистском плане у американцев никогда не получится то, что получилось с СССР во времена горбачёвщины, поскольку, во-первых, индийцы практически полностью контролируют свою прессу и никому не позволят установить над ней контроль и, во-вторых, Голливуд никогда не вытеснит индийское кино, Болливуд (так по г. Бомбею, ныне – Мумбаи, называют центр индийской киноиндустрии) способен в Индии переиграть любого конкурента.
Один из факторов, облегчивших либеральной идеологии проникновение в домен «советской идеологии», «советского марксизма» и их разложения заключается, помимо неверия в них уже к началу 1970-х годов основной массы населения, в наличии у либерализма и марксизма общего – веры в универсализм и прогресс, ведь либерализм и марксизм суть две составные части или даже два аспекта прогрессистской и рациональной геокультуры Просвещения, у них имелся «универсальный лексикон».
А вот, например, с национал-социализмом, где царили не разум, а воля, не универсализм, а почва, кровь и раса, ситуация была принципиально иной. И в этом была как сила гитлеровского режима и национал-социализма внутри страны и вне её в экономической сфере, так и её слабость в сфере международной политики и мировой прогрессистской «идеологии» – здесь Гитлер с его режимом оказывался изгоем, воплощением досовременного строя и просто мирового зла. На самом же деле, в силу национальных традиций, исторической ситуации «длинных двадцатых» (1914-1934 гг.) в Германии и Европе, логики мирового развития (структурный кризис капитализма первой трети ХХ в.) у гитлеровского, да и у любого немецкого режима, не согласного стоять на коленях перед англосаксами и, более того, готового побороться с ними за гегемонию в капиталистической системе и в то же время выступающего с антикоммунистических позиций, выбор был небольшой. Ситуация советских коммунистов была в известном смысле проще и яснее.
Коммунизм, национал-социализм и универсализм, или кое-что из области социоидеологической комбинаторики. Коммунистический проект был просвещенческим, универсалистским, он основывался на признании разума, всемирно-исторических законов и на вере в прогресс. В этом смысле, несмотря на противостояние капиталистическому миру с господствующей в его ядре идеологией либерализма, у коммунизма был универсальный (в прямом и переносном смысле слова) лексикон для общения с западными демократиями. Марксизм, как и либерализм, – идеология универсалистская.
Программа нацистской Германии не посягала на капитализм, не предполагала его разрушения. Она должна была изменить правила игры в капиталистической системе – с универсалистских на партикуляристские. Иерархия и месторасположение в капиталистической системе, согласно нацистскому подходу, должны были определяться расово-этническим критерием – да здравствуют циркуль (но не масонский, а обычный) и линейка!
Коммунизм был попыткой построить антикапитализм («посткапитализм») на универсалистской основе, иными словами, покинуть капитализм по универсалистским рельсам – так сказать, просвещенческий антикапитализм. Национал-социалисты играли не только по другим правилам, но и на другом поле. Они хотели уйти не из капитализма (он сохранялся), а из современного (modern) общества и создать капиталистический социум и Рейх на партикуляристской, антиуниверсалистской основе – так сказать, антипросвещенческий и антихристианский капитализм (привет от тысячелетнего германского язычества и варварства). Отсюда – и неприятие как христианства, так и либерализма (и, естественно, либеральной (буржуазной) демократии), и германство как традиция комбинирующая варварство и язычество. Всё это оказалось весьма кстати. Гитлер и есть воплощение и продукт этого синтеза. В то же время, если одна сторона для данного синтеза «обеспечивалась» особенностями и логикой развития капиталистической системы и положения Германии в ней, то другую сторону могла обеспечить только специфическая немецкая традиция, её реакция на все виды универсализма вообще.
Немецкий антиуниверсалистский бунт. Под этим углом зрения национал-социализм и гитлеровский режим – это практический ответ с запозданием на 150-200 лет французскому Просвещению, французской революции и Наполеону, материализация специфическим образом немецкого романтизма (то, что Гитлер был романтиком, сомнений не вызывает). Но дело не в самом Homo Hitler, а в том, что он представлял мощную традицию германского духовного развития.
В опубликованной в 1945 г. книге «Западный мир» Ройс Брир писал, что немцы к середине XIX в. оказались у «мёртвого конца» цивилизации просвещённого (и просвещенческого) Запада и превратились «в совершенное средство для тёмных сил нецивилизованного (uncivilized) прошлого… Они поставили грандиозную задачу контрреволюции по отношению к революции 1789 г.», и немецкий народ превратился в становой хребет внутриевропейской атаки против Запада, западной цивилизации.
Культурно-психологическую основу этой атаки Брир называет «культурой рождественской ёлки», в которой мечтательная, «не от мира сего» сентиментальность бюргерского типа (жена, дети, друзья, церковь, жареный поросёнок, кружка пива, чистая скатерть и т. п.) заменяет цивилизацию в строгом смысле этого слова и где нежная и светлая любовь к своему легко сочетается с ненавистью к чужому, с мрачным и кровавым культом вагнеровского «Кольца», а чувство порядка и правильности заменяет чувство справедливости.
Хотя Брир несколько сгущает краски по поводу нецивилизованного (причём не в отрицательном – noncivilized, а в положительном – uncivilized смысле) прошлого, по сути он точно уловил особость положения немцев в системе европейской цивилизации и обозначил их геоисторическую и геокультурную деятельность между 1848 и 1945 годами, особенно таковую Гитлера, как бунт против европейской цивилизации, немецкий национальный ответ европейскому универсализму. Немецкий историк Голо Манн, сын Томаса Манна, заметил, что гитлеровская революция была полностью немецким явлением, тогда как революция 1848 г. в Германии (её, кстати, превозносит Брир), была всего лишь имитацией Запада, к тому же неверно – на западоцентричный манер – понятой и представленной Марксом.
Однако немецкий романтизм первой трети XIX в., ни гитлеровский рейх не были первым бунтом против европейского универсализма. Первым бунтом такого рода были 95 тезисов монаха-августинца Мартина Лютера, «прибитые» 31 октября 1517 г. в канун праздника Всех Святых к дверям часовни в Виттенберге.
Не случайно именно немцы стали застрельщиками протестантской революции – религиозного националистического бунта против религиозного универсализма. Немцы почти постоянно оппонировали универсализму. Здесь не место говорить о причинах этого явления – это большой и сложный вопрос, выходящий далеко за рамки борьбы за господство в Европе. Поэтому ограничусь одним тезисом.
Один тезис. За целое тысячелетие христианство с его универсализмом так и не смогло как следует укрепиться в германском Барбарикуме и по-настоящему, содержательно преодолеть язычество. Вальтер Шубарт, подчёркивая, что не даёт оценку, а лишь констатирует факт, заметил, что немец – «нехристианин в самой глубинной основе своего сердца, он собирательный образец нехристианских черт и сознаёт это». Эта нехристианскость тесно связана с земляческим укладом жизни немцев, их партикуляризмом, не универсализмом. Послушаем ещё Шубарта: «Немец – чистейший представитель «частичного» человека. Немецкость – это протест части против целого (именно в этом смысле Достоевский назвал немцев протестующим народом»). А когда партикуляризм сталкивается с универсализмом, он легко превращается в бунташный антиуниверсализм.