Мировая холодная война
Шрифт:
Для большинства участников совещания это была первая деловая встреча с Г. Трумэном. Президент начал с того, что охарактеризовал Ялтинскую конференцию как улицу с односторонним движением, где уступки делала лишь американская сторона. Многие из присутствующих гораздо лучше были осведомлены о ходе работы этой конференции и знали многое о компромиссном характере ее соглашений, о многих уступках, сделанных в ходе ее работы с советской стороны. Но перед ними выступал носитель высшей политической власти, их непосредственный руководитель, и его оценки не могли не влиять на позицию присутствующих.
Военный министр Г. Стимсон, без сомнения, был самым опытным политическим деятелем среди тех, кто участвовал в этом совещании. Он воззвал к здравому смыслу и сдержанности. Нужно выяснить суть советских намерений, узнать, к чему они стремятся. Если же Соединенные
Собственно, Стимсон ужаснулся. Он полагал, что неловкость госдепартамента и нарочитый американский акцент на «идеализм» и «альтруизм» (вместо столь необходимого «реализма») произвели взрывную смесь. Посол Гарриман и американский военный представитель Джон Дин явно преувеличили имеющиеся разногласия и раздражения, переведя их в разряд первостепенных проблем. Теперь американская сторона решительно двигалась к столкновению. Стимсон попытался замедлить этот кризисный бег. Он попытался добавить несколько пунктов: политическая демократия нелегко создается в обществах, лишенных демократических традиций; только Соединенные Штаты и Объединенное Королевство «имеют реальное представление о независимом и свободном голосовании». Стимсон напомнил, что по ключевым вопросам русские всегда держали свое слово, и военным кругам США не раз приходилось полагаться на них. А фактически «русские были часто даже лучше, чем их обещание». Делать Польшу испытательным полигоном неразумно. «Без полного представления о том, насколько серьезен для русских этот польский вопрос, мы можем войти в весьма опасные воды». И Стимсон привел еще один аргумент, который он считал важным: «Русские, возможно, были более реалистичными в отношении своей собственной безопасности».
При всем престиже своей долгой карьеры, Стимсон был в одиночестве. Только председатель объединенного комитета начальников штабов генерал Маршалл соглашался с тем, что Соединенным Штатам лучше избежать антагонизации русских. Это не звучало очень убедительно, так как аргументация сводилась к тому, что русские могут отложить свое вступление в войну на Тихом океане «до тех пор, пока мы не проделаем всю грязную работу». Симптоматично замечание адмирала Леги: «Соглашение в Ялте подлежит двоякой интерпретации». Трумэн был определенно смущен выступлением Стимсона. Близилось время встречи с Молотовым, а президент получал противоречивые сигналы. Чтобы собраться, Трумэн объявил, что намерен обсудить проблемы в узком кругу — Гарриман, Леги и представитель государственного департамента. Президент попрощался со Стимсоном Форрестолом и представителями родов войск.
Громкий резонанс на совещании вызвало выступление военно-морского министра Дж. Форрестола, о котором присутствующим было известно, что он как бывший президент компании «Диллон, Рид энд компани» был своим человеком на Уолл-стрите и никогда не принадлежал к активистам рузвельтовского «Нового курса». Он обостренно воспринимал судьбу капитализма, казавшуюся ему особенно уязвимой на волне социального подъема, вызванного победой антигитлеровской коалиции в долгой и трудной войне (об этом красноречиво говорят изданные после его смерти дневники). Дж. Форрестол изложил свою точку зрения прямо и открыто: от русских он не ожидал изменения позиции, если CCCP не отступится, к нему нужно будет применить силовое давление, поскольку выяснение отношений представляется неизбежным, лучше начать его раньше, чем позже.
Последнее слово принадлежало президенту. Г. Трумэн заявил, что в вопросе о Польше Соединенные Штаты будут придерживаться
Представляется, что точка зрения президента Трумэна вызрела в предшествующие одиннадцать дней. Маршал и Стимсон — «специалисты»; общую точку суммировал превалирующую точка: Соединенные Штаты должны занять жесткую точку зрения. «Был достигнут консенсус в мнениях совещающихся лиц, что пришло время американцам занять твердую позицию в отношении Советов, и что не грозит особыми неприятностями продолжение нами боевых действий, даже если Россия замедлит или даже остановит свои военные усилия в Европе и Азии». Беспардонным действиям будет положен конец. В тот же день Идэн заверил Черчилля в том, что «нового президента Советы не запугают».
«Со мной так не разговаривали»
23 апреля 1945 г. в Белом доме состоялась встреча Г. Трумэна с министром иностранных дел СССР В. М. Молотовым. Эта встреча многократно описана и прокомментирована. Г. Трумэн накануне пришел к выводу, что русских больше всего впечатляет сила, и их податливость будет прямо пропорциональна американскому нажиму.
До встречи с президентом Молотов встречался с бывшим послом в СССР Джозефом Дэвисом. Молотов беспокоился о том, чтобы вся информация не исчезла с уходом президента Рузвельта и чтобы «различие в интерпретациях и возможные осложнения не возникли из-за отсутствия Рузвельта». Дэвис тоже беспокоился о том, что Трумэн может полагаться «на других» и прийти к «необдуманному решению». Он советовал Молотову попросить у президента возможности объяснить русскую позицию».
Президент Трумэн принял народного комиссара Молотова в половине шестого вечера. Молотов держался совета Дэвиса и тщательно старался объяснить русскую позицию, особенно, в польском вопросе. Президент обозначил свою позицию тремя днями ранее. Во время беседы с Гарриманом и Стеттиниусом: «Мы, конечно, не может надеяться на получение 100 процентов того, чего мы хотели бы. Но по важным вопросам мы должны быть способны получить 85 процентов». Действуя в этом направлении, Трумэн перебил Молотова и жестко прочитал лекцию на том, что Леги назвал «природным американским языком». Русские должны взять аргументам, как их интерпретируют в Вашингтоне. Двусторонние отношения не могут более быть построены на базе «одностороннего движения».
Молотов ответил, что единственным приемлемым способом сотрудничества является отношении трех правительств друг к другу как к равному, без желания навязать свою волю. Армия Крайова воюет с тылами Красной армии. Трумэн заявил, что его не интересует пропаганда. Напрасно. Автор этой книги помнит эти времена в Западной Белоруссии, где стрельба АК в спину советским солдатам и офицерам (моему отцу, в частности) была обычным делом.
Выслушав слова президента «"Выполняйте наши требования по Польше, и мы будем говорить. в менее грубой манере», В. М. Молотов побледнел (Болен пишет, что он стал «пепельным»). Он старался изменить предмет беседы, но Трумэн был непреклонен. Согласно воспоминаниям Трумэна тогда Молотов и сказал, что никогда в жизни с ним так бесцеремонно не разговаривали. — «Выполняйте свои соглашения и с вами не будут так разговаривать». Трумэн птребовал передать все сказанное Сталину и дал плнять, что встреча окончена.
Даже Гарриман пишет, что «был поражен, видя столь энергичную атаку президента». Гарриман сожалел, что Трумэн зашел так далеко. На Капитолийском холме сенатор Ванденберг сказал, что это лучшая новость за долгое время.
Грубая беседа Трумэна с Молотовым не была причиной «холодной войны», но она является хорошим показателем изменения тона, изменения в тоне и характере отношений, поворота к той дороге, которая вела к конфронтации. Чувствующие свое одиночество русские на этот раз обнаружили степень перехода от Рузвельта к новому президенту. Курс Рузвельта, признавшего Советскую Россию и сотрудничавшего с ней в жесточайшей из войн, заканчивался. Война в Европе кончалась, а с ней и потребность американцев в помощи и дружбе России. Вашингтон желал контролировать все европейские процессы и наиболее болезненным для Москвы был новый интерес Америки к Восточной Европе, жестокой границе России. До какой степени победоносная Россия готова была уступить на главной из своих границ?