Миру нужны мачете
Шрифт:
Эта книга написана от первого лица – так, как рассказывал он. Просто считай, что я тебе доверяю. Я и представить себе не могла, как много значат для него эти простые слова…
Часть I. Майами-Гавана, ноябрь 2018
Глава 1. Я пересекаю Флоридский пролив
Моя семья до недавнего времени жила в Майами, на Восьмой улице. Этот район называют Маленькой Гаваной. Дедушка бежал с Кубы в ХХ веке, бросив бабушку. Мне пришлось бежать на Кубу в XXI веке, чтобы к бабушке вернуться. Дедушка из афрокубинца в свои 20 лет стал афроамериканцем, а я в свои 20 – наоборот. Был афроамериканцем, стал
Выглядит довольно сложно, конечно. Особенно если соблюдать никому не нужную толерантность. В конце концов, по-испански мы всегда были просто негрос (черные) – хоть в маленькой Гаване, хоть в большой. Даже между собой. Быть негром не стыдно, стыдно быть мудаком. Поэтому, например, дедушка не бросил на Кубе годовалого сына, а взял его с собой. Для черного мужчины быть отцом это дело чести, говаривал он. Бабушка не поехала по каким-то своим причинам, в семье об этом не говорили. Но дедушку она любила и сына тоже. Сейчас я знаю об этом гораздо больше, чем в детстве, а тогда меня это все удивляло.
Дедушка держал на Восьмой улице кубинский бар, которым потом управлял мой отец. Сам я с 15 лет работал за стойкой и умел смешивать всю кубинскую коктейльную классику: мохито, Куба либре, дайкири, пина коладу. Для особо продвинутой публики даже делал Огни Гаваны, с дынным ликером. Будущее мое казалось простым и понятным: работа, танцульки, иногда церковь. Женитьба, наверное. Дети, куда же без них. На деле вышло иначе.
В Маленькой Гаване постоянно живут и тусуются не только кубинцы, у нас полно народу из Гондураса и Сальвадора. Мексиканцев почти не бывает, и это хорошо для всех нас. Гринго наплевать, в их глазах все латиносы одинаковые, но мы-то знаем, как обстоят дела. Мексиканские песни очень красивые, но очень жестокие, там все время кого-нибудь убивают из-за наркотиков. Вот и с нашей семьей случилась такая же песня.
У нас в баре всегда можно было купить контрабандную кубинскую сигару, но никогда – косячок, потому что дедушка был сантеро. И никакие разговоры о том, что в штате Флорида марихуана разрешена в медицинских целях, здесь не прокатывали. Больным в баре не место, идите в аптеку. Такова была официальная позиция нашего заведения.
Неофициально дело было совсем в другом. В колониальные времена на Кубу вместе с черными рабами приехали их верования, которые превратились в учение об африканских святых – сантерию. Согласно сантерии, существует Творец всего сущего, но он давно удалился от дел, и со своими нуждами людям следует обращаться к святым – оришас. Самые могущественные из них составляют Семь африканских сил. Почти пятьсот лет, с XVI века, это была тайная религия, и хотя в ее обрядах используются самые разные травы и растительные яды, марихуана строго запрещена. Считается, что это трава только для особых ситуаций, связанных с войной. Так что баловаться ею не следует. А то можно приманить воинственных духов и спровоцировать у себя приступ неуправляемой агрессии.
Зная, какими безумными могут быть мексиканцы, вечно мешающие марихуану с текилой и при случае добавляющие кокаин, я легко в это верю. Хорошо хоть колумбийцы нас презирают, Маленькая Гавана перестала их интересовать еще в 70-е.
В детстве я этого всего, конечно, не знал. Меня воспитывали в католической вере и всячески ограждали от сантерии. От неудобных вопросов отмахивались и отправляли делать уроки, как любые взрослые в любой точке мира.
Сутулого лысоватого полукровку, которого время от времени к нам заносило, все звали Камарон (креветка). Большие белые пятна на его лице действительно напоминали об очищенных креветках. У нас говорили, что подобное лечат только в Настоящей Гаване, потому что кубинская медицина лучшая в мире. Камарона это бесило: чем дальше он находился от Мексики, тем круче она для него была, и если уж
Дедушка тогда уже умер от рака, он-то и на порог не пустил бы всех этих мексиканских кавронес (козлов). Да они и сами его побаивались, считали колдуном. Я бы не отказался иметь такую репутацию: когда тебя боятся мексиканцы, это дорогого стоит. Отец был совсем другим человеком, разговоры о сантерии старался замять и всегда говорил, что он добрый католик, как и большинство кубинских американцев. Это его и сгубило.
Камарон был мелким дилером, притом не слишком удачливым и довольно безобидным. Только орать и умел. Если подумать, ничего удивительного: мексиканцу надо быть совсем уж никчемным, чтобы таскаться на Восьмую улицу. Латиносы всегда кучкуются, ищут земляков, родню, знакомых родни – да кого угодно, лишь бы быть со своими. И хотя этот пендехо (мудила) любил поорать, что он настоящий мужик и ему никто не указ, его у нас тихонько по-христиански жалели. Не совсем уж чужая кровь, мы не такие бессердечные, как мексиканцы. А лучше бы мы были такие! Или хотя бы уж колдуны, как дедушка.
В один прекрасный день Камарон задолжал своим хозяевам, и чтобы они не начали отрезать ему уши, пальцы и прочие ненужные части тела, пообещал им новую точку сбыта – наш бар. Приперся к нам средь бела дня с двумя такими же козлинами, те что-то долго мрачно втирали отцу, но договориться не получилось. Это их здорово разозлило, и ночью отец был уже мертв. Мне еще долго потом снилось его тело, лежащее на полу в баре. В крови было все кругом – пол, стойка, стулья. Даже клетку с попугаем забрызгало.
Моя мать, едва меня разбудив, собрала вещи и смоталась к своему белому любовнику, с которым, как оказалось, крутила последние полгода. Она же и сама белая, вот в чем штука. По мне, правда, в жизни не скажешь: у меня настолько черная рожа, как будто никакие белые ко мне никогда отношения не имели. Она мне этого, похоже, так и не простила. Думала, я буду милый мулатик с более или менее светлым личиком. Черта с два, получите и распишитесь! Говорят, дедушка хохотал как ненормальный, когда увидел меня впервые.
В общем, я чудом успел забрать какие-то деньги из бара и вписаться к своему примо (двоюродному брату) на круизный лайнер, шедший в Гавану. Примо работал там в службе безопасности с тех пор, как после смерти Фиделя Кастро возобновились туристические рейсы между Кубой и США. Пристроил меня за барную стойку на одну ночь, никто и понять ничего не успел. Пьют в круизах много, работает кто-то и ладно. Негры для белых все на одно лицо.
Надо сказать, по сравнению с моим дедом, который во время Мариэльского исхода плыл в Майами на рыбацком баркасе, да еще и с годовалым ребенком на руках, я путешествовал с полным комфортом! В 1980 году, на несколько месяцев, всем желающим разрешили эмигрировать с Кубы в США, и из порта Мариэль за это время успели выехать 125 000 белых и негров. Это были самые простые люди, не те белые аристократы, что уехали сразу после Революции. Их потом называли мариэлитос.
В Майами в центре приема беженцев творилось тогда полное безумие: то группа уголовников приедет, то проституток, то душевнобольных, и никто ни в зуб ногой по-английски! Дедушка его так толком и не выучил, кстати. А меня мой папаша гонял с малых лет, чтобы иметь больше денег с туристов. У нас даже табличка висела: «Здесь говорят по-английски». В Маленькой Гаване таких мест не особенно много. Я и в школе учился только ради этого. К тому моменту, как меня выгнали, учеба мне была уже и не особо нужна, хотя мать и канючила что-то про колледж.