Миры Айзека Азимова. Книга 10
Шрифт:
— Но смерть ее матери означает и смерть ее робота. Я почти готова уже признаться в своей ответственности за это. Я испытываю огромное искушение.
— Почему?
— Так я смогу объяснить это в нужном свете. Так я смогу успокоить Фаллом, предупредив ее собственное открытие этого факта в процессе размышлений. Сама она может не найти оправданий убийству Бандера.
— Но оправдание существует!Это была самооборона. Спустя мгновение мы были бы мертвы, не решись ты на крайнюю меру.
— Именно это я и должна бы сказать, но не могу заставить себя объясниться. Я боюсь, что она не поверит мне.
Пелорат, покачивая головой, сжал зубы.
— Ты думаешь, было бы лучше, если бы мы не привели ее на «Далекую звезду»? Теперь ты так несчастна…
— Нет, — рассердилась Блисс, — не говори так! Я была бы бесконечно более несчастна, если бы мы сидели сейчас и вспоминали оставленного нами невинного ребенка, осужденного на безжалостную смерть из-за того, что мынатворили на Солярии.
— Такова планета Фаллом.
— Послушай, Пел, только наш разговор не передавай Тревайзу. Изоляты находят возможным соглашаться с подобными вещами и не думать больше о них. Мораль же Геи — спасение жизни, а не уничтожение ее. Жизнь во всех ее проявлениях должна, как мы знаем, заканчиваться, чтобы другая жизнь могла начаться, но никогда — без пользы, без смысла, без конца. И смерть Бандера, пусть и неизбежную, довольно трудно перенести. Смерть же Фаллом была бы просто невыносима.
— Ну хорошо. Думаю, ты права. Но в любом случае, я пришел к тебе не с заботами о проблемах Фаллом. Дело касается Тревайза.
— Что с ним?
— Блисс, я беспокоюсь за него. Он ждет установления параметров Земли, и я не уверен, что он сможет перенести такое напряжение.
— Я не боюсь за него. С ума он не сойдет.
— У каждого из нас есть предел выносливости. Послушай, планета Земля оказалась теплее, чем он ожидал; так он сказал мне. Полагаю, он думает о том, что она может быть слишком теплой для существования там жизни, хотя явно старается убедить себя, что это не так.
— Быть может, он прав. Может, она не слишкомгоряча для жизни.
— Кроме того, он допускает, что, возможно, это тепло можно объяснить наличием радиоактивной поверхности, но тоже отказывается в это верить. Через день-другой мы подойдем достаточно близко к Земле, так что станет ясным истинное положение вещей. Что, если Земля действительнорадиоактивна?
— Тогда ему останется только смириться с этим.
— Но — я не знаю, как сказать… — что, если в его мозгу…
Блисс подождала, а затем криво усмехнулась:
— Полетят предохранители?
— Да. Полетят предохранители. Не могла бы ты предпринять что-нибудь, чтобы поддержать его? Держать его под контролем и в уравновешенном состоянии, так сказать?
— Нет, Пел. Я не могу поверить, что он так слаб, и, кроме того, существует твердое решение Геи: его сознание неприкосновенно.
— Но сейчас особые обстоятельства. У него есть эта необычная «правота» или как ты ее там называешь. Шок от полного провала его прожектов в тот момент, когда все, казалось бы, успешно завершено, способен пусть и не уничтожить его мозг, но расстроить его «правоту». Он обладает очень необычным талантом. Разве не может этот талант оказаться необычайно хрупким?
Блисс на миг задумалась, пожала плечами и сказала:
— Ну что же, возможно, мне и следует присмотреть за ним.
93
Следующие тридцать шесть часов Тревайз смутно ощущал, что Блисс и, в меньшей степени — Пелорат, ходят за ним по пятам. Впрочем, это было не так уж необычно на таком компактном корабле, да и занимали его ум совсем другие вещи.
Теперь, сидя за компьютером, он был уверен, что Блисс с Пелоратом стоят у двери. Тревайз обернулся и испытующе уставился на них.
— Ну? — очень тихо спросил он.
— Как ты себя чувствуешь, Голан? — довольно неуклюже попытался вывернуться Пелорат.
— А ты у Блисс спроси, — ответил Тревайз. — Она часами с меня глаз не спускает. Должно быть, насквозь видит мой мозг. Не так ли, Блисс?
— Нет. Нет, — спокойно сказала Блисс, — но если ты чувствуешь, что нуждаешься в моей помощи, я могу попробовать… Тебе нужна помощь?
— Это еще зачем? Оставьте меня в покое. Оба.
— Пожалуйста, скажи нам, что происходит, — попросил Пелорат.
— Спрашивай!
— Является ли Земля…
— Да, является. То, на чем настаивали все в разговорах с нами, — истинная правда. — Тревайз махнул в сторону экрана, на котором виднелась ночная сторона Земли, затмившей Солнце. Она выглядела резко очерченным кружком темноты на фоне звездного неба, а окружность сияла прерывистым ореолом оранжевого света.
— Этот оранжевый свет — радиоактивность? — спросил Пелорат.
— Нет. Просто отраженный свет Солнца в атмосфере. Ореол был бы сплошным, если бы не сильная облачность. Радиоактивность мы видеть не можем. Различные излучения, даже гамма-лучи, поглощаются атмосферой. Однако они порождают вторичное излучение, сравнительно слабое, хотя компьютер может его обнаружить. Оно невидимо для глаз, но компьютер способен преобразовать в фотоны видимого света каждую частицу или волну, принятую его детекторами, и Земля предстанет окрашенной в условные цвета. Взгляните.
И черный кружок расцвел голубыми красками.
— И насколько сильная здесь радиоактивность? — тихо спросила Блисс. — Достаточная для того, чтобы человек здесь не мог существовать?
— Вообще никакая жизнь. Планета не пригодна для обитания. Последняя бактерия, последний вирус давно погибли.
— А сможем мы исследовать ее? — спросил Пелорат. — Я имею в виду, в скафандрах?
— Лишь несколько часов — иначе вернемся с необратимыми радиационными поражениями.
— Тогда что же мы будем делать, Голан?