Миры Айзека Азимова. Книга 10
Шрифт:
Везде, где бы они ни проезжали, им встречались роботы, — их было десятки, сотни — и все занимались работой, смысл которой Тревайз понимал с трудом. Машина проехала через большой зал, где много роботов сидели за рядами столов.
— Что они делают, Бандер? — спросил Пелорат.
— Ведут учет, — ответил Бандер. — Статистические записи, финансовые счета и все такое прочее, во что, к счастью, мне нет нужды вникать. У меня не такое уж бездействующее поместье. Примерно четверть площади занята садами, десятая часть — зерновыми, но
— И что же вы делаете со всеми этими фруктами? — спросил Тревайз. — Вы же не можете съесть все сами?
— Конечно. Выращивание фруктов — мое маленькое увлечение. Я торгую ими с другими поместьями.
— И на что же вы их меняете?
— Главным образом на минеральное сырье. В моем поместье нет сколько-нибудь ценных месторождений. Кроме того, я вымениваю многое другое, что необходимо для поддержания здорового экологического равновесия. У меня здесь очень много растений и животных.
— Видимо, обо всем этом заботятся роботы, — высказал предположение Тревайз.
— Именно. И весьма успешно.
— И все это для одного-единственного солярианина?
— Все это — для поместья и его экологической устойчивости. Я единственный из соляриан лично осматриваю все свое поместье, когда пожелаю, а это — часть моей абсолютной свободы.
— Вероятно, — сказал Пелорат, — другие соляриане тоже поддерживают местное экологическое равновесие и владеют болотами, горными районами или морским побережьем.
— Скорее всего, — ответил Бандер. — Подобные вопросы решаются у нас на конференциях, посвященных решению планетарных проблем.
— И как часто вам приходится собираться? — спросил Тревайз.
Машина ехала по довольно узкому коридору, длинному, без дверей. Тревайз предположил, что это туннель, проложенный в твердых породах и служащий переходом между двумя частями поместья.
— Слишком часто, — ответил Бандер. — Почти каждый месяц мне приходится посвящать часть своего времени собраниям одного из комитетов, членом которых я состою. И все же, хотя в моем поместье и нет гор или болот, мои фруктовые деревья, рыбные садки и ботанические сады — лучшие на планете.
— Но дружочек… то есть прошу прощения, Бандер, — извинился Пелорат, — я думал, что вы никогда не покидаете своего поместья и не навещаете других…
— Конечно, нет, — оскорбленно отозвался Бандер.
— Я ведь только так подумал… — успокоил его Пелорат. — Но в таком случае как вы можете быть уверены, что у вас все самое лучшее, если никогда не изучали и даже не видели другого?
— Я сужу об этом по спросу на мои товары в межсолярианской торговле.
— А как насчет промышленности? — поинтересовался Тревайз.
— Есть поместья, производящие оборудование и механизмы. Как я уже говорил, в моем поместье делают теплопроводные стержни, но это довольно просто.
— И роботов.
— Роботов производят всюду. Солярия всегда была лидером Галактики в конструировании самых умных роботов.
— Вы и теперь лидеры, похоже, — сказал Тревайз. Это прозвучало скорее как утверждение, а не вопрос.
— Теперь? — удивился Бандер. — С кем же нам теперь состязаться? Роботов сейчас делают только соляриане. На ваших планетах их не производят, если я верно понимаю то, что слышу на гиперволнах.
— А другие космонитские планеты?
— Я же сказал. Они больше не существуют.
— Совсем?
— Не думаю, что где-нибудь, кроме Солярии, остались живые космониты.
— Значит, здесь никто не знает о местонахождении Земли.
— Кому это нужно?
— Мне, — вмешался Пелорат. — Это область моих исследований.
— Тогда, — сказал Бандер, — я бы посоветовал тебе сменить область исследований. Я ничего не знаю о местонахождении Земли и не знаю никого, кто бы знал — я не дал бы даже кусочка металла, из которого делают роботов, — ответ на этот вопрос.
Машина остановилась, и Тревайзу показалось, что Бандер обиделся. Однако, выйдя из машины, солярианин снова принял обычный самодовольный вид и дал остальным знак выходить.
Освещение в комнате, куда они попали, осталось немного приглушенным даже после пассов Бандера. Дверь вывела их в коридор, по обе стороны которого находились комнаты поменьше. В каждой из них стояли одна или две расписные вазы. Около некоторых стояли устройства, судя по всему — фильмопроекторы.
— Что это, Бандер? — спросил Тревайз.
— Место упокоения предков, Тревайз, — ответил Бандер.
50
Пелорат с интересом огляделся:
— Здесь предан земле прах ваших предков?
— Если под словами «предан земле» ты имеешь в виду захоронение в почве, то ты не совсем прав, — ответил Бандер. — Мы под землей, но это — моя усадьба, мой дом, и прах находится в нем, как и мы сейчас. В нашем языке существует выражение «предать дому». — Он помедлил и добавил: — «Дом» — древнее слово, означающее «особняк».
— И здесь все ваши предки? — спросил Тревайз. — Сколько их?
— Около сотни, — ответил Бандер, не стараясь скрыть гордости. — Девяносто четыре, если точнее. Конечно, самые древние — не истинные соляриане; по крайней мере, не в современном смысле этого слова. Они были полулюдьми — мужчинами и женщинами. Прах этих полупредков помещен их непосредственными потомками в урны неподалеку отсюда. Естественно, я не захожу в те комнаты. Это «стыдостранно». Так это чувство называется по-соляриански, но как это перевести, я не знаю. У вас может и не быть такого понятия.