Миры Айзека Азимова. Книга 1

Азимов Айзек

— Я совершенно уверен, — с подчеркнутой иронией произнес защитник, — что вам посоветовали упомянуть об этом эпизоде с заменой слова, чтобы это обстоятельство попало в протокол… — предупреждая неминуемый протест обвинения, защитник оборвал фразу и изменил направление атаки. — На самом деле вы крайне рассердились на доктора Бейкера.

— Нет, сэр. Ничуть.

— Но вы не подарили ему свою книгу после ее выхода в свет.

— Простая забывчивость. Я и библиотеке не подарил ни одного экземпляра. Профессора славятся своей рассеянностью. — Нинхаймер позволил себе осторожно улыбнуться.

— А

не кажется ли вам странным, что после более чем года безупречной работы робот И-Зет Двадцать Семь допустил ошибки именно в вашей книге? В книге, написанной вами, непримиримым врагом роботов?

— Моя книга была первым значительным трудом о людях, с которым ему пришлось иметь дело. Тут-то и вступили в действие Три Закона Роботехники.

— Вы говорите сейчас так, доктор Нинхаймер, — сказал защитник, — словно вы специалист в области робопсихологии. Бесспорно, вы вдруг весьма заинтересовались робопсихологией и даже брали в библиотеке книги по этому предмету. Вы сами упомянули об этом факте, не так ли?

— Всего одну книгу, сэр. Поступок, который мне кажется следствием… мм… вполне естественного любопытства.

— И эта единственная книга, как вы утверждаете, позволила вам понять, почему робот исказил именно вашу монографию?

— Да, сэр.

— Чрезвычайно удобное объяснение. А вы уверены, что ваш интерес к робопсихологии не был вызван стремлением научиться управлять роботом, чтобы потом использовать его в своих тайных целях?

— Разумеется нет, сэр! — Нинхаймер побагровел. Защитник повысил голос:

— Иными словами, уверены ли вы, что этих, будто бы искаженных, абзацев не было в вашей рукописи?

Социолог приподнялся в кресле.

— Это… мм… мм… просто нелепо! У меня есть гранки…

Он не в силах был продолжать, и обвинитель, поднявшись с места, обратился к судье:

— Ваша честь, с вашего позволения я намереваюсь представить в качестве вещественного доказательства корректурные листы, переданные доктором Нинхаймером роботу И-Зет Двадцать Семь, и корректурные листы, отправленные указанным роботом в издательство. Я готов, если того пожелает мой многоуважаемый коллега, сделать это немедленно и не буду возражать против перерыва заседания с целью сравнения двух экземпляров корректуры.

— В этом нет нужды, — нетерпеливо отмахнулся защитник. — Мой уважаемый оппонент может представить эти гранки в любое удобное для него время. Я нисколько не сомневаюсь, что в них будут обнаружены все противоречия, о которых говорил истец. Мне бы, однако, хотелось спросить свидетеля, нет ли у него также экземпляра гранок, принадлежащих доктору Бейкеру?

— Гранок доктора Бейкера? — нахмурившись, переспросил Нинхаймер. Он все еще плохо владел собой.

— Именно так, профессор! Меня интересуют фанки доктора Бейкера. Вы сказали, что доктор Бейкер получил от издательства отдельный экземпляр гранок. Я могу попросить секретаря зачитать ваши показания, коль скоро вы стали страдать избирательной потерей памяти. Или это пресловутая профессорская рассеянность, как вы изволили выразиться?

— О гранках доктора Бейкера я помню, — ответил Нинхаймер. — После того как работу передали корректурной машине, необходимость в них отпала…

— И вы их сожгли?

— Нет. Я выбросил их в корзину для бумаг.

— Сожгли,

выбросили — не все ли равно? Суть в том, что вы от них избавились.

— Это не имеет отношения к делу, — вяло возразил Нинхаймер.

— Не имеет отношения? — загремел защитник. — Абсолютно никакого, если не считать того обстоятельства, что теперь уже невозможно проверить, не воспользовались ли вы неправлеными листами из экземпляра доктора Бейкера, чтобы подменить корректурные листы в вашем собственном экземпляре, те самые листы, которые вы намеренно исказили, чтобы заставить робота…

Обвинитель яростно запротестовал. Судья Шейн перегнулся через стол, пытаясь выразить на своем добродушном лице всю силу своего негодования.

— Можете ли вы, господин адвокат, привести доказательства, подтверждающие ваше крайне странное заявление? — спросил судья.

— У меня нет прямых доказательств, ваша честь, — негромко ответил защитник. — Но я хочу указать на то, как неожиданно истец отказался от своего предубеждения против роботов, на его внезапный интерес к роботехнике, на то обстоятельство, что он отказался от проверки гранок и не разрешил кому-либо их проверять, на тот факт, что он сознательно никому не показывал свою книгу после ее выхода из печати, — все эти факты, вместе взятые, четко указывают…

— Господин адвокат! — нетерпеливо прервал его судья. — Здесь не место для изощренных логических построений. Истец не находится под судом. А вы не являетесь прокурором. Я категорически запрещаю подобные нападки на свидетеля и хочу заметить, что, решаясь от отчаяния на подобный шаг, вы рискуете сильно ослабить свою позицию. Если у вас, господин адвокат, еще остались разрешенные законом вопросы, то можете задать их свидетелю. Но впредь воздержитесь от подобных выходок в зале суда.

— У меня больше нет вопросов, ваша честь.

Едва защитник вернулся к своему столу, как Робертсон раздраженно прошипел:

— Ради бога, зачем вам это понадобилось? Теперь вы окончательно восстановили против себя судью.

— Зато Нинхаймер выбит из колеи, — спокойно ответил защитник. — Теперь он будет нервничать и волноваться. К завтрашнему утру он созреет для нашего очередного шага.

Сьюзен Кэлвин слегка кивнула в знак согласия.

Допрос остальных свидетелей истца прошел относительно спокойно. Доктор Бейкер подтвердил большую часть показаний Нинхаймера. Затем были вызваны доктор Шпейдель и Ипатьев, трогательно поведавшие о том, как они были ошеломлены и расстроены, прочитав упомянутые выше абзацы. Оба высказали мнение, что профессиональная, репутация доктора Нинхаймера подорвана самым серьезным образом.

В качестве вещественных доказательств суду были предъявлены гранки и экземпляры монографии.

Защитник в этот день больше не задавал вопросов, и судебное заседание было отложено до следующего утра.

На второй день, едва возобновилось заседание, как защитник сделал свой первый ход. Он ходатайствовал, чтобы робот И-Зет-27 был допущен в зал суда. Обвинитель сразу же заявил протест, и судья Шейн попросил обоих адвокатов подойти к судейскому столу.

— Это явное нарушение законов, — с жаром заявил обвинитель. — Робот не может быть допущен ни в одно помещение, открытое для «широкой публики.