Миры Айзека Азимова. Книга 3
Шрифт:
— В пределах разумного.
— Могу поспорить, что земляне не могли бы спать при полной тишине. Праведное небо, нет такого инстинкта, который бы не поддался хорошему, настойчивому воспитанию. Особенно у человека, инстинкты которого слабы. А при правильном подходе каждое новое поколение будет все легче воспитывать. Вопрос эволюции.
— То есть как?
— А вы не понимаете? Каждая особь повторяет в своем развитии процесс эволюции. У наших зародышей в определенный период были и жабры, и хвост. Эти стадии нельзя миновать. Вот так же и ребенок должен пройти стадию общественного животного.
— В самом деле?
— Он подсчитал, что при нынешних темпах через три тысячи лет наши дети смогут сразу переходить на видеоконтакт друг с другом. У босса были и другие идеи. Он стремился создать таких роботов, которые могли бы заставлять детей слушаться без ущерба для своего умственного здоровья. А почему бы и нет? Дисциплина сегодня, чтобы лучше жить завтра — истинная суть Первого Закона; жаль, что роботам это пока невдомек.
— И такие роботы были созданы?
— Боюсь, что нет. Доктор Дельмар и Либич напряженно работали над опытными моделями.
— Не отправлялись ли подобные модели в имение доктора Дельмара? Он достаточно разбирался в роботехнике, чтобы самому проводить испытания?
— О да. Он часто испытывал роботов.
— Вы знаете, что в момент убийства при нем был робот?
— Да, говорили.
— Не знаете, какая это была модель?
— Спросите лучше у Либича. Я вам говорила — того роботехника, что работал с доктором Дельмаром.
— А вы не знаете?
— Нет, не знаю.
— Если что-нибудь вспомните, скажите мне.
— Хорошо. Но вы не думайте, что Дельмар занимался только новыми моделями роботов. Он говорил, что придет время, когда неоплодотворенные яйцеклетки будут храниться в запасниках при температуре жидкого воздуха, а потом подвергаться искусственному осеменению. Таким образом принципы евгеники осуществятся полностью, и отпадет последняя рудиментарная надобность в личных встречах. Не могу сказать, чтобы мне всегда удавалось следовать за его мыслью, но это был человек больших горизонтов — истинный солярианин. Может, выйдем на воздух? Группу от пяти до восьми сейчас вывели играть в подвижные игры, и вы сможете понаблюдать за ними.
— Попробуем, — осторожно сказал Бейли. — Только мне, возможно, потребуется спешно вернуться в дом.
— Ах да, я забыла. Может быть, не выходить вообще?
— Нет. — Бейли выдавил из себя улыбку. — Я стараюсь привыкать к открытому воздуху.
Ветер был сущим мучением. Из-за него было трудно дышать. Он не был холодным в буквальном смысле слова, но ощущение отделяемой от тела одежды обдавало инспектора холодом.
У Бейли стучали зубы; так что приходилось не выговаривать, а цедить слова. Глазам было больно смотреть на далекий, расплывчатый голубовато-зеленый горизонт. Чуть легче становилось, если перевести взгляд на дорожку под ногами. Главное было не смотреть вверх, в голубую пустоту, где нет ничего, кроме белых громад случайных облаков и сияния обнаженного солнца.
Однако,
Следуя шагах в десяти за Клориссой, Бейли прошел мимо дерева и осторожно протянул руку, чтобы потрогать его. Оно было шероховатое и твердое на ощупь. Вверху двигались и шелестели листья на ветках, но Бейли не стал на них смотреть. Живое дерево!
— Как вы себя чувствуете? — окликнула его Клорисса.
— Нормально.
— Группу уже видно. Они играют в какую-то игру. Игры организуют роботы, они же следят за тем, чтобы детеныши не залягали друг друга. Чего только не бывает при личном контакте.
Бейли медленно перевел взгляд на цементную дорожку, потом на траву, вниз по склону, все дальше и дальше, очень осторожно — чтобы тут же, если испугается, уставиться себе под ноги, — будто ощупывая дорогу…
Вот наконец вдали фигурки мальчиков и девочек. Носятся как угорелые, и горя им мало, что бегают по самому краю мира — дальше только воздух и космическое пространство. Среди детей, поблескивая, сновали роботы. В воздухе стоял гомон, в котором ничего нельзя было разобрать.
— До чего же им все это нравится, — сказала Клорисса. — Толкаться, пихаться, ругаться, падать, подниматься — контактировать, одним словом. Праведное небо! И как только дети ухитряются стать взрослыми!
— А что делают вон те, постарше? — Бейли указал на группу детей, стоящих поодиночке.
— У них видеоконтакт. С помощью видео можно делать все, что угодно: вместе гулять, разговаривать, бегать, играть. Все можно, кроме физического контакта.
— А куда отправляются дети, когда уходят с фермы?
— В свои поместья. Количество смертей примерно соответствует количеству выпускников.
— В поместья своих родителей?
— Праведное небо, нет, конечно! Было бы поразительным совпадением, если бы родители умирали как раз тогда, когда дети достигнут совершеннолетия, не так ли? Нет, дети занимают освободившиеся поместья. Не думаю, чтобы кому-то из них было приятно жить в бывшем родительском имении, если бы они знали, конечно, кто их родители.
— Так они не знают?
— А зачем? — подняла брови Клорисса.
— Разве родители не навещают своих детей?
— Еще что придумаете! С какой стати?
— А можно я выясню кое-что для себя? Спрашивать людей, есть ли у них дети — дурной тон?
— Весьма интимный вопрос, вы не находите?
— В общем, да.
— Я-то привычная. Дети — моя профессия. Но о других этого не скажешь.
— А у вас есть дети?
У Клориссы на шее слегка, но заметно дрогнул кадык — она сглотнула.
— Ну что ж, сама заслужила. А вы заслужили ответ. Нету.
— Вы замужем?
— Да, и у меня есть свое поместье, где я бы сейчас и была, если бы не чрезвычайная ситуация. Я просто не уверена, что смогу управлять всеми роботами, не присутствуя здесь. — Расстроенная Клорисса отвернулась и посмотрела на детей. — Ну вот, один уже шлепнулся и, конечно, плачет.
К ребенку большими шагами устремился робот.
— Сейчас его поднимут, возьмут на руки, а если он сильно пострадал, позовут меня. Надеюсь, что этого не случится, — нервно добавила она.