Миры Айзека Азимова. Книга 3
Шрифт:
На лице комиссара появилась гримаса отвращения:
— Не делайте из себя посмешище! — воскликнул он.
Бейли повернулся к космониту.
— Согласны ли вы провести эксгумацию трупа, доктор Фастольф?
Фастольф улыбнулся.
— У меня не было бы никаких возражений, мистер Бейли, но дело в том, что мы не хороним наших умерших. Кремация — повсеместно распространенный у нас обычай.
— Весьма удобный, — пробормотал Бейли.
— Скажите, мистер Бейли, как вы пришли к этому столь неожиданному заключению? — спросил доктор Фастольф.
«Не сдается, — подумал Бейли. — Будет до конца начисто отрицать свою вину». Вслух он сказал:
— Это было довольно просто. Чтобы сымитировать робота, недостаточно надеть на лицо застывшую маску и начать говорить неестественно правильным языком. Ваша беда в том, что вы у себя на Внешних Мирах слишком привыкли к роботам. Вы начали относиться к ним почти так же, как к людям. Вы стали слепы к различиям. На Земле все иначе. Для нас робот — это всего лишь робот. Так вот, во-первых, Дэниел слишком человечен для робота. Когда я впервые встретил его, я подумал, что он — космонит. Мне было довольно трудно перестроиться, когда он сообщил, что он — робот. Да и как же иначе, ведь он на самом деле космонит, а не робот.
— Как я говорил вам, коллега Элайдж, — вмешался Р. Дэниел, нисколько не смущенный тем, что сам был темой обсуждения, — меня сконструировали для того, чтобы я временно мог занять место в человеческом обществе. Сходства с человеком добивались специально.
— Этим занимались настолько серьезно, что тщательно скопировали даже те части тела, которые обычно скрыты под одеждой? Настолько серьезно, что повторили те органы, которые у робота не будут выполнять никакой мыслимой функции?
— Откуда вам это известно? — спросил вдруг Эндерби.
Бейли покраснел:
— Я не мог не заметить в… туалетном блоке.
Было видно, как потрясло это известие комиссара.
— Вы, конечно, понимаете, что сходство должно быть полным, иначе добиться нужного результата невозможно, — нарушил молчание Фастольф. — Полумерами в нашем деле не обойтись.
— Я могу закурить? — резко спросил Бейли.
Три трубки в день — это было немыслимое расточительство, но он словно бы несся в стремительном потоке отчаянного безрассудства и нуждался в успокоительной затяжке табачного дыма. В конце концов, он бросил вызов космонитам. Он собирался заткнуть им глотки их же ложью.
— Извините, но я бы предпочел, чтобы вы не курили, — ответил Фастольф. Это было «предпочтение», обладавшее силой приказа.
Бейли почувствовал это. Он засунул обратно трубку, которую уже вытащил было в предвосхищении само собой разумеющегося разрешения. «Конечно же, нет, — с горечью подумал он. — Эндерби не предупредил меня, потому что сам не курит, но это же ясно. Одно вытекает из другого. На этих стерильных Внешних Мирах не курят, и не пьют, и вообще не ведают человеческих пороков. Не удивительно, что они признают роботов в своем проклятом — как Р. Дэниел назвал его? — C/Fe– обществе! Неудивительно, что Дэниел так хорошо играет роль робота. Если на то пошло, то все они здесь роботы».
— Слишком близкое сходство — лишь одна из многих улик, — продолжал Бейли. — Когда я вел его (тут Бейли пришлось указать на своего напарника. Он не мог заставить себя назвать его ни Р. Дэниелом, ни доктором Сартоном), в моем секторе произошел скандал, едва не переросший в массовые беспорядки. Именно он остановил надвигающуюся беду, и знаете, каким образом? Он наставил бластер на предполагаемых зачинщиков.
— Боже мой! — воскликнул Эндерби. — В протоколе говорится, что это вы…
— Знаю, комиссар, — перебил его Бейли. — Протокол составлялся с моих слов. Мне не хотелось, чтобы в документах значилось, что какой-то робот угрожал бластером людям.
— Нет, нет. Конечно же, вы поступили абсолютно правильно!
Эндерби явно охватил ужас. Он наклонился вперед, чтобы посмотреть на что-то находившееся за пределами объемного экрана. Бейли догадался, что это было. Комиссар смотрел на измеритель энергии, чтобы проверить, не подключился ли кто к передатчику.
— Это еще одно доказательство вашего предположения? — поинтересовался Фастольф.
— Разумеется. Первый Закон Роботехники гласит, что робот не может причинить вреда человеческому существу.
— Но Р. Дэниел и не причинил никому вреда.
— Верно. После он даже заявил, что не выстрелил бы ни при каких обстоятельствах. И все же я никогда не слышал, чтобы робот мог нарушить дух Первого Закона настолько, чтобы угрожать человеку бластером, даже если у него на самом деле не было намерения пустить его в ход.
— Понятно. Вы специалист в области роботехники, мистер Бейли?
— Нет, сэр. Но я прослушал курс общей роботехники и позитронного анализа. Кое в чем я разбираюсь.
— Это хорошо, — заметил Фастольф, — но видите ли, я являюсь специалистом по роботехнике и уверяю вас, что сущность разума робота заключается в абсолютно буквальном толковании мира. Он не признает духа Первого Закона, только его букву. Возможно, у вас на Земле простые модели так перегружены дополнительными к Первому Закону мерами предосторожности, что, вероятно, они совершенно не способны угрожать человеку. Улучшенные модели, такие как Р. Дэниел, — совсем другое дело. Если я правильно понял ситуацию, угроза Р. Дэниела была необходима для предотвращения массовых беспорядков. В таком случае ее целью было предотвратить тот вред, который мог быть причинен человеческим существам. Он подчинялся Первому Закону, а не нарушал его.
Внутри у Бейли все сжалось, но внешне он сохранял напряженное спокойствие.
«Нелегко мне придется», — подумал Бейли, но он не собирался уступать космониту.
— Вы можете опровергать каждый довод по отдельности, но все вместе они сводятся к одному. Прошлой ночью во время обсуждения так называемого убийства этот мнимый робот заявил, что его будто бы превратили в сыщика посредством введения в его позитронные цепи нового импульса. Импульса — какого бы вы думали? — к справедливости!