Миры Айзека Азимова. Книга 4
Шрифт:
— Я не хочу, чтобы меня могли упрекнуть в таком упущении.
— Но что вы надеетесь обнаружить такого, чего не заметил доктор Фастольф?
— Ничего, Глэдия. Но я обязан убедиться, что ничего не обнаружу. Прошу вас, не препятствуйте мне.
— Ну хорошо. Но, пожалуйста, потом накройте его покрывалом точно так, как он накрыт сейчас.
Она повернулась спиной к нему и к Джендеру, прижала к стене левую руку и опустила голову на локоть. Она стояла неподвижно в полной тишине, но Бейли знал, что она
Тело было все-таки не совсем человеческим. Мускулатура выглядела несколько упрощенной и схематичной, но все было на своем месте. Соски, пупок, пенис, мошонка, волосы в паху и так далее. Даже тонкие светлые волосы на груди.
Сколько дней прошло с тех пор, как Джендера убили? Бейли вдруг сообразил, что точно это ему неизвестно, — но во всяком случае до того, как он отправился на Аврору. Значит, прошло более недели, но никаких признаков тления — ни зрительных, ни обонятельных. Четкое отличие робота.
Бейли заколебался, но затем подсунул одну руку под плечи Джендера, а другую под колени. Попросить Глэдию помочь ему он и подумать не мог. Он напрягся и с некоторым усилием перевернул Джендера на живот, удержав его на кровати.
Кровать скрипнула. Глэдия, конечно, поняла, что он делает, но не обернулась. Помочь, конечно, не предложила, но и не стала возражать.
Бейли опустил руки. На ощупь Джендер казался теплым. Видимо, блок питания продолжал поддерживать температуру, и когда мозг отключился. Тело было твердым и упругим. Явно стадии окостенения оно не проходило.
Теперь одна рука свисала с края кровати совсем по-человечески. Бейли осторожно ее потрогал и отпустил. Она чуть-чуть качнулась раз-другой и замерла. Он согнул одну ногу в колене, осмотрел обе ступни. Ягодицы были сформированы безупречно. Имелся даже сфинктер заднего прохода.
Бейли не мог отогнать тягостного чувства: ему все время казалось, что он посягает на неприкосновенность человеческого тела. А будь это действительно труп человека, охлаждение и окостенелость лишили бы его человеческой сущности.
Труп робота кажется более человеческим, чем человеческий, подумал он тоскливо.
Снова он подсунул руки под Джендера, приподнял и перевернул.
Расправив простыню, насколько сумел, он накрыл робота покрывалом, как раньше, и старательно разгладил покрывало. Потом отступил на шаг, посмотрел и решил, что вид совершенно прежний — во всяком случае почти.
— Глэдия, я кончил, — сказал он.
Она обернулась, посмотрела на Джендера влажными глазами и сказала:
— Так мы можем уйти?
— Конечно. Только, Глэдия…
— Что?
— Вы оставите его лежать так? Полагаю, он не истлеет.
— Если и так, то что? Какое это имеет значение?
— Некоторое имеет. Вы должны дать себе возможность оправиться от горя. Вы не можете провести триста
— Я знаю, Элайдж, — ответила Глэдия, — что вы желаете мне добра. Меня просили оставить Джендера здесь до конца расследования. А тогда по моей просьбе его сплазмуют.
— Сплазмуют?
— Поместят под плазменную горелку и разложат на составные элементы, как человеческие трупы. У меня останется его голограмма… и воспоминания. Это вас успокоит?
— Конечно. А теперь я должен вернуться в дом доктора Фастольфа.
— Да. Тело Джендера навело вас на какую-нибудь мысль?
— Я ни на что подобное не рассчитывал, Глэдия.
Она посмотрела ему прямо в глаза:
— Элайдж, я хочу, чтобы вы узнали, кто это сделал и почему. Мне необходимо знать.
— Но, Глэдия…
Она яростно мотнула головой, словно не желая слышать того, к чему была еще не готова.
— Я знаю, вы сумеете это выяснить.
Глава 7
Снова Фастольф
27
Из дома Глэдии Бейли вышел навстречу закату. Он обернулся в ту сторону, которую счел западом, и увидел у горизонта багровое солнце Авроры, а над ним — светло-зеленое небо, исчерченное легкими полосками облаков.
— Иосафат! — пробормотал он.
Выяснилось, что это солнце, более холодное и оранжевое, чем земное, зримо и разительно отличается от земного в часы заката, когда его лучи косо, почти горизонтально, пронизывают всю толщу аврорианской атмосферы.
На этот раз Дэниел следовал за Бейли, а Жискар, как и по дороге в дом Глэдии, шел далеко впереди.
Внезапно Бейли услышал голос Дэниела совсем рядом:
— Партнер Элайдж, вам нехорошо?
— Наоборот, очень хорошо, — ответил Бейли, чрезвычайно довольный собой. — Дэниел, я как будто вовсе не замечаю, что нахожусь во Вне. И даже спокойно любуюсь заходящим солнцем. А закаты здесь всегда такие?
Дэниел бесстрастно посмотрел на солнечный диск, уже почти коснувшийся горизонта.
— Да, — ответил он. — Но давайте побыстрее пойдем к дому доктора Фастольфа. В это время года темнеет быстро, партнер Элайдж, и я хотел бы проводить вас туда, пока вы еще видите дорогу.
— Я готов. Пошли! — Про себя Бейли взвешивал, не лучше ли дождаться темноты. Конечно, идти вслепую не так приятно, зато у него будет иллюзия замкнутого пространства, а в глубине души он не был уверен, долго ли продлится эйфория, вызванная тем, что он глядел на закат (закат прямо во Вне, заметьте!). Однако неуверенность эта была трусливой, и он не желал поддаваться ей.