Миры Айзека Азимова. Книга 7
Шрифт:
Бейл Ченнис сидел у контрольной панели «Линзы» и в очередной раз восхищался совершенством ее конструкции. Он был не из Академии, и для него осознание взаимодействия сил, происходившего после нажатия очередной кнопки или поворота рычажка, не было так уж привычно.
«Линза» и для бывалого человека из Академии, честно говоря, не была проста и понятна. Внутри ее невероятно компактного корпуса помещалось неимоверное количество электронных блоков, необходимых для точного размещения сотен миллионов звезд на соответствующем расстоянии друг от друга. И как будто
Именно поэтому «Линза» произвела настоящую революцию в космической навигации. В прежние времена межзвездных странствий расчет каждого прыжка заключался в колоссальном объеме работы, занимавшей дни и недели, — и большая часть этого труда состояла в более или менее точном расчете «положения корабля» на масштабной модели Галактики. Фактически это означало ориентацию относительно как минимум трех далеко отстоящих друг от друга звезд, положение которых относительно произвольно избранного галактического тройственного нуля было известно.
Но именно понятие «известно» и было в некотором смысле ловушкой. Для всякого, кто хорошо знает звездное поле от одной определенной точки отсчета, ясно, что звезды так же неповторимы, как люди. Прыгните на десяток парсеков, и даже ваше собственное солнце станет неузнаваемым. Оно может даже оказаться невидимым.
Ответ на эти вопросы дал, безусловно, спектроскопический анализ. В течение веков главной задачей межзвездной инженерии был анализ «световых позывных» все большего и большего числа звезд во все более и более тонких подробностях. Учитывая это, а также и все возрастающую точность прыжков самих по себе, были разработаны стандартные маршруты передвижения по Галактике, и межзвездные путешествия стали в большей степени наукой, чем искусством.
И тем не менее даже во времена расцвета Академии, когда было достигнуто совершенство конструкций вычислительной техники, был разработан новейший метод механического сканирования звездных полей для известных «световых позывных»; иногда уходили целые дни на то, чтобы определить координаты трех звезд, а затем рассчитать координаты регионов Галактики, до того пилоту неизвестных.
«Линза» стала устройством, коренным образом изменившим положение дел. Во-первых, для всех расчетов «Линзе» требовались координаты одной-единственной звезды. Во-вторых, с ней запросто мог управляться даже такой дилетант в вопросах космоплавания, как Ченнис.
Ближайшей звездой в тот момент была Винцетори — в соответствии с данными расчета прыжка. В центре видеоэкрана горела яркая звезда. Ченнис очень надеялся, что это была Винцетори.
Экран «Линзы» принял информацию с экрана обзора, и Ченнис старательно набрал на пульте координаты Винцетори. Нажал кнопку, и звездное поле ярко засветилось на экране. В центре экрана обозначилась звезда, горевшая ярче других, но это еще ни о чем не говорило. Рядом была другая. Ченнис сфокусировал экран по оси Z, увеличил изображение и отладил фотометр, чтобы обе звезды стали одинаковой яркости.
Ченнис поглядел на вторую звезду, тоже довольно яркую, на экране обзора и нашел соответствующую ей на экране «Линзы». Медленно развернул изображение на экране «Линзы» под соответствующим углом. Скривил рот в недовольной усмешке — результат его явно не устроил. Снова развернул изображение — оценил расположение второй яркой звезды, потом — на всякий случай — еще одной. Довольно улыбнулся. Все сходилось. Возможно, специалисту, искушенному в астронавигации, хватило бы и одной попытки. Ему понадобилось три.
Итак, наводка осуществлена. После окончательной операции поля наложились друг на друга. При этом многие звезды как бы двоились. Но коррекция наводки не отняла много времени. Сдвоенные звезды соединились, осталось одно поле, и «положение корабля» можно было спокойно считать на табло. Вся процедура заняла не более получаса.
Ченнис нашел Притчера в его каюте. Генерал явно собирался спать. Не вставая с кушетки, он поднял взгляд на Ченниса.
— Новости?
— Да нет, ничего особенного. Еще один прыжок, и мы в Конзвездии.
— Знаю.
— Вы собрались отдохнуть, и мне не хотелось бы вам надоедать. Я только хотел спросить: вы просмотрели пленку, которую мы добыли в Циле?
Хэн Притчер бросил угрюмый взгляд на предмет разговора — пленка в черном футляре лежала на нижней полке книжного шкафа.
— Да.
— Ну и что скажете?
— Скажу, что, если когда-либо в истории и существовала какая-нибудь наука, в этой части Галактики она напрочь забыта.
Ченнис широко улыбнулся:
— Понятно. Мартышкин труд, хотите сказать?
— Ну, в общем, да, если только вы не любитель почитывать на досуге жизнеописания правителей. Информация ненадежна по двум причинам, я бы сказал. Там, где история занимается в основном ролью отдельных личностей, черное становится белым, а белое — черным в зависимости от склонностей автора. Я считаю, что такое чтение абсолютно бесполезно.
— Однако там есть упоминание о Конзвездии. Именно поэтому я и передал вам пленку. Это, кстати, единственный материал, где я нашел хоть что-то о ней.
— Да, конечно. Там говорится, что у них бывали хорошие правители, а бывали и плохие, что они завоевали сколько-то планет, выиграли сколько-то сражений, сколько-то проиграли, — проиграли, естественно, меньше, чем выиграли. Ничего конкретного. Короче говоря, Ченнис, ваша теория меня не слишком впечатляет.
— Но вы кое-что упустили. Вы не обратили внимания на то, что у них никогда не образовывались коалиции? Они все время оставались как бы вне политики этого уголка Галактики. Как вы сказали, они захватили несколько планет, но потом прекратили завоевания — и это произошло в отсутствие каких-либо драматических поражений или их последствий. Как будто они распространили свое влияние достаточно для того, чтобы суметь защитить себя, но недостаточно для того, чтобы привлекать к себе внимание.