Миры Айзека Азимова. Книга 9
Шрифт:
— Но откуда взялась Гея? Как возник ваш коллективный разум?
Дом откинул назад седую голову и весело рассмеялся:
— И тут сказки! Знаете, я порой много думаю об этом, когда перечитываю историю человечества. Как бы скрупулезно, подробно ни писались летописи, как бы их ни формализовали, ни компьютеризировали, с течением времени они устаревают. Рассказы обрастают подробностями, как нарастает снежный ком или как будто слоями пыли покрываются. И чем больше времени минует, тем толще слой пыли веков. В конце концов любая история нисходит до уровня сказки.
Пелорат
— Нам, историкам, знаком этот процесс, Дом. Надо сказать, люди предпочитают именно сказки. «Обман приятнее истины», — так сказал Либель Геннерат примерно пятнадцать столетий назад. Теперь это зовется Законом Геннерата.
— Вот как?! — изумился Дом. — А я-то думал, что это — изобретение моего старческого цинизма. Ну что ж, значит, по закону Геннерата наше прошлое наполнено славой, блеском и выдумками… Знаете ли вы, что такое «робот»?
— Нам рассказали на Сейшелле, — сухо ответил Тревайз.
— Вы там видели робота?
— Нет. Нас спросили, знаем ли мы, что это такое, мы ответили отрицательно, и тогда нам рассказали.
— Понятно… Значит, вы знаете, вероятно, что некогда люди жили бок о бок с роботами, но ничего хорошего из этого не вышло.
— Так нам и сказали.
— Психология поведения роботов определялась тем, что зовется «Тремя Законами Роботехники». Есть несколько версий формулировки этих Законов. Наиболее распространена такая: 1) Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред; 2) Робот должен повиноваться командам, которые ему дает человек, за исключением тех случаев, когда эти команды противоречат Первому Закону; 3) Робот должен заботиться о своей безопасности, поскольку это не противоречит Первому и Второму Законам.
Чем умнее, чем совершеннее становились роботы, тем сильнее у них проявлялась склонность по-своему интерпретировать Законы, в особенности Первый — самый главный. Роботы трактовали Законы все более и более обобщенно и в конце концов пришли к выводу, что на них возложена роль спасителей и защитников человечества. А людям надоело, что с ними носятся, как с малыми детьми, и они восстали против опеки роботов.
Роботы были добры, универсально добры. Они действовали из соображений гуманности для блага людей, что, однако, делало их все более невыносимыми.
Каждый успех в роботехнике только усугублял положение. Стали появляться роботы с телепатическими способностями, и это означало, что у них появилась возможность управлять мыслями людей, и поведение людей стало еще более зависимым от воли роботов.
Кроме того, роботы становились все более и более похожими на людей внешне, но линия отношения их к людям оставалась прежней — только гонора да обидчивости поприбавилось. Все шло к неизбежному концу.
— Почему неизбежному? — спросил Пелорат, который очень внимательно слушал Дома.
— Вот до чего доводит следование логике, — горько вздохнул Дом. — Постепенно роботы стали настолько умны, настолько человечны, что им стало жаль людей — они поняли, что, заботясь о них, лишают людей свободы выбора, и заботятся-то о них уже не ради них самих, а ради себя. Прошло еще какое-то время, и роботы решили, что пришла пора оставить людей без присмотра, чтобы они сами о себе заботились, как бы ни были легкомысленны и беспомощны.
Поэтому, как говорится в легенде, роботы и создали каким-то образом Вечность и стали Вечными. Они отыскали Реальность, в которой, по их понятиям, люди пребывали бы в наибольшей безопасности — одни во всей Галактике. Затем, сделав все от них зависящее для нашей защиты, роботы добровольно прекратили существование, последовав тем самым Первому Закону, и с тех пор мы стали людьми — нашу жизнь, наш прогресс, все наши успехи мы вершим в одиночестве.
Дом умолк, по очереди поглядел на Тревайза и Пелората и спросил:
— Ну как, верите в это?
Тревайз медленно покачал головой:
— Нет. Ничего подобного в исторической литературе я не читал и даже не слышал ни о чем подобном. А ты, Джен?
— В чем-то схожие с этим мифы существуют, — уклончиво отозвался Пелорат.
— Мифов, Джен, всяких хватает, и выдумать можно все, что угодно. Я говорю об истории, об исторических документах.
— Я понял. Ничего такого нет, насколько мне известно.
— Я нисколько не удивлен, — кивнул Дом. — Прежде чем роботы исчезли, многие отряды людей успели отправиться заселять миры, где роботов не было. Они улетали далеко, в глубокий космос, предпринимая собственные попытки обрести свободу. Они покидали перенаселенную Землю, где вели долгую борьбу с роботами. В новых мирах люди создавали свою жизнь наново и не хотели вспоминать о том, как их больно и горько унижали, как они, словно малые дети, жили когда-то с роботами-няньками. Записей о прошлом они не вели и постепенно обо всем забыли.
— Маловероятно, — скептически проговорил Тревайз.
— Нет, Голан, — обернулся к нему Пелорат. — Вовсе не маловероятно. Сообщества создают собственную историю и тяготеют к тому, чтобы забыть, стереть из памяти плохое — либо забывая об этом напрочь, либо сочиняя совершенно фантастические героические эпосы. Правители Империи изо всех сил старались уничтожить знания о доимперском прошлом Галактики, чтобы заставить ауру имперского величия сиять сильнее. Потом: практически отсутствуют сведения о временах до начала гиперпространственных полетов. Ты знаешь, что само существование Земли — тайна для большинства людей.
Тревайз пожал плечами:
— Возможно, Джен, возможно. Но если Галактика забыла роботов, то как же вышло, что Гея о них помнит?
Мелодично рассмеявшись, на его вопрос ответила Блисс:
— А мы другие, не такие, как все!
— Да? И в чем же, если не секрет?
Дом вмешался:
— Нет, Блисс, позволь, я объясню. Дорогие гости, мы действительно другие. Из всех отрядов переселенцев, что стремились убежать от власти роботов, те, что добрались в конце концов до Геи, пойдя по следам тех, что добрались до Сейшелла, — были единственными, кто принял от роботов дар телепатии.