Миры Филипа Фармера. Том 5
Шрифт:
— И себя тоже.
— Себя? Или свое «я»?
— И того и другого.
Собственный ответ озадачил его не меньше, чем ее.
В следующий вторник, к концу относительно бесплодного сеанса, доктор Брускино после паузы объявила:
— Полковник Симмонс совершил побег!
И посмотрела сначала на Кэрда, потом на индикаторы эмоций за его спиной.
В Кэрде вся кровь взыграла от радости. Это покалывание по всему телу было для него чем-то новым, еще неизведанным. Это не было воспоминанием. Это была настоящая, сиюминутная эмоция, хотя
— Бог мой! — сказала Брускино. — Настоящая эмоция! Ведь вы не сыграли ее, нет?.
— Нет, она была спонтанной. Вы же видели, я отреагировал слишком быстро, чтобы сыграть.
— Я вам верю. Но… вы же не помните полковника Симмонса?
— Нет. Я его видел только на видеопленках.
— Почему же вы так остро отреагировали на новость о незнакомом вам человеке?
— Я ведь тоже заключенный. Я отождествляю себя с ним, сочувствую ему.
— Если это правда, вы продвинулись дальше, чем я думала.
Вид у нее был довольный.
— Его еще не поймали? — спросил Кэрд.
— Нет, но поймают.
— Возможно.
— Симмонс бежал из лечебницы, откуда побег считался невозможным. За последние пятьсот облет это удалось только троим.
— И одним из них был я. Только я не помню, конечно, как это сделал.
— Отсюда вам не уйти. Это еще никому не удавалось. Не то чтобы я беспокоилась, что вы попытаетесь это сделать. У вас нет такого желания. А если бы и было, у вас не хватило бы пороху привести ваш план в исполнение.
Ее тон и выражение ее лица навели его на мысль, что ей хотелось бы, чтобы он хотя бы задумал побег. Тогда он встал бы на путь выздоровления.
— Известны вам подробности побега Симмонса?
— Об этом знают только органики. Даже мне не полагалось бы знать о побеге. Но у меня есть свои источники информации, вполне легальные, конечно.
— И уж тем более вам не полагалось рассказывать об этом мне?
Арлен махнула рукой:
— Я вольна делать все, что помогло бы вам выздороветь. В разумных пределах, конечно.
— А как насчет того, чтобы помочь мне бежать?
Она засмеялась:
— Я могла бы рассказать вам обо всех системах безопасности, которые не дадут вам уйти отсюда. Это, я думаю, допустимо. Это обескуражит вас и удержит от напрасных попыток.
— Ну так расскажите.
Она подалась вперед, сузив глаза.
— Вам в самом деле интересно? Чувствуете ли вы хоть какое-то волнение при мысли о возможности побега?
— В какой-то степени. Мне эта мысль нравится. Мне тут скучно и надоело сидеть взаперти. Но…
— Но что?
— Что бы я делал, если бы мне даже удалось бежать? Там… — Он махнул левой рукой, показав сам не зная куда. — Я не очень-то много знаю о том мире и не хочу ничего делать. Но, может, я и нашел бы что-нибудь для себя.
— Вам надо найти себя, если вы простите мне этот штамп. И сделать
— Себя я уже нашел.
— В некотором роде.
— Прекрасно, — проговорил он, чувствуя, как в нем медленно разгорается гнев. — Как мне тогда найти себя по-настоящему?
Посмотрев куда-то поверх его головы — на индикаторы, конечно, — она сказала:
— У вас не было половых сношений с тех пор, как вы здесь. Вы даже не мастурбировали. До прошлого вторника у вас не наблюдалось ни одной неврогенной эрекции. А вот в то утро, в 3.06, у вас произошла неполная эрекция. Вы видели сон. Что вам снилось?
Поколебавшись, он сказал:
— Вы.
Она чуть пошире раскрыла глаза, и Кэрду показалось, что ей приятно это слышать. Это выражение промелькнуло и ушло, но оно было. Кэрд был уверен в этом. Или ему просто хотелось, чтобы ей было приятно?
— Расскажите, пожалуйста.
— Была весна, и мы были на холме над лугом. Солнце ярко светило, и на лугу под нами было много разных животных: коровы, большие быки, олени — самки и самцы с развесистыми рогами, — козы и козлы, овцы и бараны. Все они скакали и резвились. Наверное, у них был брачный сезон, не знаю. У меня осталось только смутное впечатление о них. А в лесу, по другую сторону холма, кто-то играл на флейте. И вы танцевали для меня танец семи покрывал. Я лежал на боку, глядя на вас. Рядом стояла корзинка с хлебом, сыром и бутылью вина. Вы в танце снимали одно покрывало за другим… со смыслом. И прежде чем вы сняли последнее, я встал и… схватил вас и повалил на землю. Но оказался недостаточно готов, чтобы проникнуть внутрь, да и покрывало мешало. Я попросил вас снять его, но вы сказали, чтобы это сделал я. А я не смог. Так и не снял. Тут и сон кончился.
— Что вы испытывали? Гнев? Фрустрацию? Острое разочарование?
— Да, гнев был — насколько я на него способен. И фрустрация тоже. И разочарование, только не острое. Вы же знаете, понятие «острое» мне незнакомо, во всяком случае в эмоциональном плане.
— Как вы думаете, почему именно я оказалась в вашем неоконченном мокром сне?
Кэрд скрестил ноги, сам не зная, зачем это сделал — не из фрейдистского ли желания спрятать свой пах? Ему нечего было скрывать. Нечего ли? Там что-то чуть-чуть потеплело и набухло. Как воздушный шар, не надувшийся до конца, потому что в горелке кончилось топливо. Или шар с дыркой, через которую воздух уходит.
— Ну… вы здесь бесспорно самая привлекательная женщина. Соперниц вам нет. Я не помню ни одной женщины, которую знал до приезда сюда. Я, конечно, вижу разных красоток на экране, и Пантея Сник тоже, как я вам говорил, зажигает во мне какой-то трудноопределимый огонек. Но вы единственная женщина, которую я знаю по-настоящему, и женщина незаурядная.
Она слегка покраснела — то ли от смущения, в чем он сомневался, то ли от волнения. Он не знал, чем это волнение вызвано — сексуальными картинами или надеждой на успех в терапии. Возможно, и тем и другим.