Миры Филипа Фармера. Том 9
Шрифт:
— Давайте сначала о главном! — Когда наступила тишина, он тихо добавил:
— Несмотря на все неудобства и стесненность, мы должны выступить общим фронтом и создать сплоченный отряд. Поэтому я предлагаю не тратить время на ерунду, а приступить к разработке конкретных действий. Мы пережили вместе много бед и испытаний. И наша команда не раз справлялась с серьезными затруднениями. К сожалению, среди нас недавно возникли некоторые трения, но мы должны переступить через свои гордость и амбиции, поскольку, сражаясь в одиночку, нам не выжить в битве с опытным и хитрым противником. Есть ли такие, кто против предложенного сотрудничества?
— Но ведь
Бертон вновь ударил кулаком о стол, прерывая возникший ропот.
— Я понимаю, что никому из вас не нравится эта толчея в небольшом и закрытом пространстве. Однако мы терпели и худшее. Все зависит только от нас самих. Чем больше будет вклад каждого в общее дело, тем быстрее мы вернемся к своим личным интересам.
Алиса нахмурилась, и он понял, о чем она подумала. После их финального разрыва она избегала его общества, как только могла. И вот теперь…
— Считайте, что вас сажают в лучшую тюрьму, какая только есть в двух мирах, — пошутил Фрайгейт.
— Тюрьма всегда остается тюрьмой, какой бы хорошей она ни была, ответил Терпин. — Слушай, Пит, а ты когда-нибудь сидел по-настоящему?
— Только один раз в жизни, — ответил Фрайгейт. — Да и то несерьезно.
Бертон знал, что Питер говорил не правду. Фрайгейт оказывался в тюрьмах Мира Реки несколько раз — включая, мучительное рабство у Германа Геринга.
Впрочем, он опять мог ссылаться на какую-то метафору, о которой Бертон ничего не слышал. Фрайгейт был любителем метафор и веселых каламбуров — изворотливый остряк и милый лжец, который, оправдывая себя, обычно цитировал фразу Эмили Дикинсон: «Успех в потоке лжи». Хотя порою он говорил о себе, как о «писаке, который за неимением нужных слов описывает реальность тем, что привычно умещается в руке».
— Ладно, капитан, что мы будем делать дальше? — спросил Фрайгейт.
Прежде всего они решили осмотреть свои новые апартаменты и перенести туда вещи, которые считали необходимыми. Чтобы не расходиться по одному, осмотр проводили вместе, по ходу дела выбирая себе спальные комнаты. Алиса облюбовала самую дальнюю от Бертона комнату, и тот лишь свирепо усмехнулся, узнав, что рядом с ней поселится Питер Фрайгейт.
Американец никогда не скрывал своей влюбленности в Алису Плэзнс Лидделл Харгривз, и его безответное чувство считалось в их группе общеизвестным фактом. Между тем он влюбился в нее еще в 1964 году, когда, просматривая книгу о Льюисе Кэрроле, увидел две ее фотографии в возрасте десяти и восемнадцати лет. Позже Фрайгейт написал мистический рассказ «Валет червей», в котором тридцатилетняя Алиса изображалась в роли детектива-любителя. В 1983 году он организовал сбор публичных пожертвований для установления монумента на семейном кладбище Харгривзов в Линдхарсте, где находилась ее неприметная могила. Однако времена тогда были тяжелые, сбор дал лишь незначительную сумму, а потом Фрайгейт умер, так и не дождавшись завершения проекта. Тем не менее, он надеялся, что теперь над могилой Алисы возвышалось мраморное изваяние, на котором она изображалась сидящей за чайным столом в одной компании с Мартовским Зайцем, Соней и Болванщиком. Выше нее светило только солнце и сияла улыбка Чеширского Кота.
Встреча с реальной Алисой еще больше разожгла его любовь, вопреки тому, что могли бы ожидать циники. Чувства, навеянные грезами, обрели телесную основу, но он и словом не обмолвился о своей страсти ни самой Алисе, ни Бертону. Фрайгейт уважал
Несмотря на тревогу, вызванную утренними событиями, они обустроились на новом месте еще за два часа до ленча. Решив не выдвигать из ниши приборную панель, Бертон велел компьютеру воспроизвести экран и клавиатуру на голой стене. При желании он мог бы затребовать их на полу или на потолке, но это создало бы только дополнительные трудности. Кроме того, на полу лежал толстый ковер, который несведущий человек посчитал бы персидским или сирийским. Его смоделировали в Мире Садов, после чего информационная копия была отправлена в башню, где главный компьютер воспроизвел оригинал в масс-энергетическом конвертере.
Экран возник на ближайшей стене — примерно на уровне лица. Если бы Бертон ходил по комнате, изображение следовало бы за ним, перемещаясь на другие стены.
Назвав имя и идентификационный код Логи, Бертон потребовал указать то место, где находилось живое тело этика. Компьютер тут же ответил, что его тело, как таковое, нигде не обнаружено.
— Значит, он все-таки умер! — прошептала Алиса.
— Где информационная копия, снятая с тела Логи? — спросил Бертон.
Чтобы просканировать тридцать пять миллиардов записей, хранившихся в глубинах башни, компьютеру потребовалось всего лишь шесть секунд.
— Оно не обнаружено.
— О, мой Бог! — воскликнул Фрайгейт. — Неужели его запись стерли?
— Необязательно, — ответил Нур. — Компьютер мог дать нам такой ответ по указанию незнакомца.
Если мавр был прав, опрос компьютера не имел никакого смысла. Тем не менее, Бертон задал еще один вопрос:
— Кто-нибудь может приказать тебе не подчиняться последним приоритетным командам?
Нур засмеялся. Фрайгейт покачал головой и тихо произнес:
— Ну, ты, парень, и даешь!
На экране появился ответ: «НЕТ».
— Я приказываю тебе считать все мои будущие команды приоритетными, продолжал Бертон. — С настоящего времени все предыдущие команды отменяются.
«ОТКАЗАНО. НЕФУНКЦИОНАЛЬНО».
— Кто имеет право на изменение директив и команд? — спросил Бертон.
«ЛОГА. КГР-12У-373-Н».
— Но Лога мертв!
Надпись на экране не изменилась.
— Можешь ли ты подтвердить, что Лога мертв? — повторил Бертон.
«ОТВЕТ ВНЕ ОБЛАСТИ ПАМЯТИ».
— Кто может командовать тобой во время отсутствия Логи?
На экране появились имена восьми людей и их идентификационные коды.
Ниже каждого имени мигала надпись: «ДОСТУП ОГРАНИЧЕН».
— И насколько же нас ограничили?
Ответа не последовало, поэтому Бертон сформулировал вопрос по-другому.
— Укажи пределы доступа для восьми операторов, список которых ты только что представил.
Экран потемнел и через шесть секунд заполнился перечнем команд, которые компьютер соглашался принимать от каждого из них. Мерцающие буквы оставались на стене около минуты. Через шестьдесят секунд новая страница текста сменилась следующей, и к тому времени, когда на экране появилась строка под номером 89, Бертон понял, к чему привело его указание.