Миры Филипа Фармера.Том 08. Магический лабиринт
Шрифт:
— За раскрытие тайны этого мира, — сказал Бёртон, и они снова выпили.
Сирано поставил свой кубок.
— Что ж, мсье Бёртон, капитан бывших десантников бывшего «Рекса» — я ненавижу войну и кровопролитие, но долг свой знаю и выполняю его, когда нужно. Мы оба с вами — прекрасные люди, и стыдно будет, если один из нас умрет, стараясь доказать, что он лучше другого. Платить за истину ценой своей гибели противоречит здравому смыслу. Поэтому я предлагаю считать победителем того, кто первый пустит другому кровь. И если, о чем молю Творца, которого нет, первая рана не будет роковой, победитель
— Клянусь честью, так и будет, — сказал Бёртон.
— Прекрасно! Защищайтесь же!
Отсалютовав друг другу, оба приняли классическую оборонительную позицию: левая нога позади правой под прямым углом к ней, колени согнуты, тело повернуто боком, чтобы уменьшить площадь попадания, левая рука приподнята, плечо параллельно земле, предплечье под прямым углом к нему, кисть свободна; правая рука опущена, и шпага служит ее непосредственным продолжением. Круглая coquille, чашка эфеса, в этой позиции защищает предплечье.
Де Бержерак с возгласом, соответствующим английскому «ха», прыгнул вперед. Двигался он быстро, как молния, как было известно Бёртону из его биографии и из прошлой дуэли с ним. Но и Бёртон отличался необычайной быстротой. После многолетней практики на Земле и здесь он на каждый вид атаки отвечал почти автоматически.
Бержерак метил Бёртону в плечо. Бёртон отразил удар и перешел в контратаку. Бержерак тоже отразил и сделал выпад поверх шпаги Бёртона, но тот совершил встречный выпад, отведя чашкой острие противника и почти одновременно направив свое острие противнику в плечо.
Де Бержерак снова парировал и сделал быстрый выпад в обход эфеса Бёртона, снова целя ему в руку. Этот прием назывался «тычок» или «клевок».
Бёртон отклонил острие — при этом край клинка проехался ему по руке, но кровь не выступила.
Дуэль на рапирах или шпагах напоминает попытки продеть нитку в движущуюся иглу. Острие шпаги атакующего — это конец нити, а шпага обороняющегося — ушко иглы. Ушко должно быть как можно уже и в данном случае таким и было. Но проходит секунда — и вот игла с ниткой меняются ролями. В защите двух славных фехтовальщиков почти не было просветов — она приоткрывалась лишь на миг, когда шпага, переходя в атаку, описывала небольшой круг.
В спортивном фехтовании не разрешается целить в голову, руки, ноги, но выпады ниже пояса допускаются. В настоящем же бою наносят удары и в голову, и по всему телу. Проткнуть можно что угодно, даже большой палец ноги — лишь бы противник не насадил тебя при этом на шпагу.
Считается аксиомой, что фехтовальщик с безупречной защитой проиграть не может. Ну а если защита безупречна у обоих дуэлянтов? Что же тогда — нашла коса на камень? Нет. Человек — не коса и не камень. Один из противников непременно устанет раньше другого, или обстановка будет помогать одному из бойцов. Всегда можно поскользнуться на полу, а в данном случае — на щепке от мебели, на бутылке или споткнуться о мертвое тело. Чей-нибудь крик, как было при первой дуэли Бёртона с Бержераком, может на долю секунды отвлечь бойца — и его быстрому, как кошка, и зоркому, как орел, противнику этой доли хватит.
Бёртон
Бержерак это знал — он все знал о фехтовании — и держал выгодную для себя дистанцию.
Звенела сталь, и дыхание со свистом вырывалось из груди бойцов. Бержерак, продолжая вести бой выпрямленной рукой, сосредоточил свои атаки на кисти и предплечье Бёртона, чтобы тот не мог достать его шпагой.
Англичанин держал руку согнутой, делая наклонные выпады, стараясь связать шпагу противника, «обойти» ее. Для этого шпагу нужно было отклонить в сторону боковым ударом. При «обходах» конец шпаги Бёртона описывал полный круг.
Тем временем он искал слабые места Бержерака, точно так же как француз изучал его. Искал и не находил. И надеялся, что де Бержерак, в свою очередь, не найдет никакого изъяна.
Как и в первом поединке, они установили ровный ритм атаки и парирования, рипоста и контрпарирования. Даже финты стали частью ритма, поскольку ни один не поддавался на них и не открывался.
Оба ждали момента, когда противник откроется и недостаточно быстро загородится. По лицу де Бержерака лился пот, промывая ручейки в копоти. И Бёртону пот ел глаза. Когда становилось невмоготу, он отскакивал назад и быстро вытирал лоб и глаза левой рукой. Француз пользовался этими перерывами, чтобы самому утереть пот платочком, засунутым за пояс кильта. Перерывы делались все чаще — не только чтобы утереть пот, но и чтобы отдышаться.
В одну из таких передышек Бёртон сорвал нагрудную повязку с мертвой женщины, чтобы промокнуть ею пот. Потом, следя, не предпримет ли де Бержерак «флеш» — атаку с разбега, — он обвязал эту тряпицу вокруг головы. Де Бержерак, следуя его примеру, снял повязку с другого тела и обвязал себе голову.
У Бёртона пересохло во рту, и язык сделался большим и шершавым, как огурец.
— Минутное перемирие, мсье де Бержерак, — прохрипел он. — Выпьем чего-нибудь, пока не померли от жажды.
— Согласен.
Бёртон зашел за стойку, но в кранах не было воды. Тогда он достал из открытого французом буфета бутылку «пурпурной страсти» и вытащил зубами пластмассовую пробку. Первый глоток он предложил де Бержераку, но тот отказался. Тогда Бёртон напился и передал бутылку через стойку французу. Напиток обжег ему горло, согрел грудь и нутро и немного утолил жажду — полностью утолить ее могла только вода.
Де Бержерак посмотрел сквозь бутылку на свет:
— Ага! Вы проглотили три унции, мой друг. Я выпью столько же, чтобы степень нашего опьянения была одинаковой. Будет нехорошо, если я убью вас из-за того, что вы окажетесь пьянее меня. Вы могли бы тогда пожаловаться на мое нечестное поведение, и вопрос о том, кто же лучше фехтует, так и остался бы без ответа.
Бёртон рассмеялся по-своему — сквозь зубы. Де Бержерак вздрогнул.
— Вы точно кот, мой друг.
Он выпил и поставил бутылку, кашляя и обливаясь слезами.