Миры Филипа Фармера.Том 08. Магический лабиринт
Шрифт:
Лишь к шести утра, когда пошел дождь, Бёртон и его спутники досказали свое.
— Я не зобиралзя плыть дальше. — сказал им Джо. — То езть хотел проплыть еще немного, чтобы найти звоих и озтатьзя з ними. Хотя я не уверен, что был бы зчазтлив з ними теперь. Я злишком много видел, злишком много зтранзтвовал, зтал злишком цивилизованным, чтобы мне там было хорошо. Но взе равно к башне я плыть не хотел. Зачем она мне? А теперь, когда я взтретил ваз, я, пожалуй, поплыву. Иначе и гибель Зэма, и зтрадания, и гибель взех этих людей будут напразны. И еще я хочу узнать, кто такой этик. Езли он нас дурачил, как подозревали мы з Зэмом, я его на кузочки разорву, шкуру здеру полозками.
— Полосками? —
— Так говорят в моем племени. Что тут непонятного?
— Кто еще с вашего судна знает об этике?
— Один маленький француз, Маршелен, или барон де Марбо. Зэм ему раззказал. Зэм зчитал, что ему можно доверять. Потом еще этот бедный китаец Тай-Пен — по-назтоящему его звать Ли По. Потом чернозадый вышибала Том Терпин — он еще здорово бацает по клавишам. К Тому этик не приходил, но Тай-Пен как-то брякнул ему по пьянке, что, мол, небожитель, наверно, давным-давно помер от цирроза печени, поэтому нам пришлозь принять и Тома. Но он хороший мужик. Еще Эли, Паркер — к нему этик тоже не приходил, но Зэм зказал ему, потому что на Земле Эли был хорошим другом генерала Улизза Гранта и злужил в его штабе в гражданзкую войну. На пароходе Эли злужил механиком. Он индеец, ирокез из племени зенека. И еще древний шумер, Гильгамеш.
— Гильгамеш?
— А я что говорю. Зэм говорил — кто знает, может, он назтоящий царь города Урука, который жил в третьем тызячелетии до нашей эры. Вряд ли нам мог взтретитьзя кто-то, кто знал настоящего Гильгамеша, поэтому точно мы не знали. Ну, и еще древний майя, Ах-К’ак. Он ужазно зильный, хотя и коротышка.
— Ах-К’ак на языке майя значит «огонь», — заметил Бёртон.
— Ага. Но от огня в нем ничего нет, он больше змахивает на колобок. Жирный, как звинья. Но очень зильный, как зказал. Зтреляет из лука дальше взех, кого я знаю — кроме меня, конечно. Дальше даже, чем жители каменного века, которые з нами плавали. У него на верхней губе татуировка — узы, как у дикаря з Борнео.
— Значит, Кимон и все прочие ничего не знают об Иксе и агентах? — спросил Бёртон.
— Езли бы знали, я бы так и зказал.
— Однако среди них могут быть агенты, — заметил Нур эль-Музафир.
— Мне бы хотелось поговорить со всеми, кого ты назвал, — сказал Бёртон. Помолчав, он добавил: — Если бы все мы, знающие об этике, сели на катер, остальным бы пришлось остаться здесь, уступив нам место. Как ты думаешь, возможно это?
— А как же, — ухмыльнулся титантроп, показав огромные зубищи — Очень даже возможно. Взе равно что найти ледышку в козтре.
— Тогда нам придется захватить катер. Угнать его.
— Я так и думал. И почему это мы делаем зтолько неэтичных вещей, чтобы помочь этику?
Глава 40
В группе было одиннадцать человек. Пятерых из них завербовал сам этик-ренегат, Это были Ричард Фрэнсис Бёртон, Нурэддин эль-Музафир, Тай-Пен, Гильгамеш и Ах-К’ак. Так они, по крайней мере, утверждали. Но Бёртон мог быть уверен только в самом себе. В группе могли быть и агенты, и даже этики.
Джо Миллеру об Иксе рассказал Сэмюэль Клеменс. Алисе — Бёртон. Афра Бен не знала об этике до вчерашнего дня, но горела желанием участвовать в экспедиции. Ей рассказал о Незнакомце де Марбо, слышавший о нем от Клеменса. Поскольку эти двое когда-то были любовниками и опять стали ими, все остальные согласились взять с собой Афру.
Эли Паркер, сенека, тоже узнавший об Иксе от Клеменса, сначала собрался с ними, но передумал.
— Пусть черти возьмут башню, этиков и все прочее, — сказал он Бёртону. — Я останусь здесь и попробую поднять «Внаем». Он лежит на
Кроме того, подумал Бёртон, тебе хочется стать капитаном парохода и зажить на широкую ногу.
— От местных большой помощи тебе не видать, — сказал он Паркеру, показывая на берег, откуда одни лодки отчаливали, а другие готовились к отплытию. — Через месяц тут почти никого не останется. Ла Виро отсылает всех вниз — поддержать веру Второго Шанса, внести поправки в учение и привести в Церковь новообращенных. События последних лет пошатнули веру многих.
— Угу. — Паркер скривил широкое бронзовое лицо в сардонической ухмылке. — Ла Виро и сам пошатнулся. Он, сдается мне, все время молится, стоя на коленях. Он теперь уже не так уверен в себе.
Бёртон не стал уговаривать индейца идти с ними и на прощание пожелал Паркеру удачи, хотя никакой удачи ему не будет. «Внаем не сдается» останется там, где лежит, пока течение не столкнет его с мели и он не уйдет на дно, на глубину трех тысяч футов.
Когда же и «Афиш не расклеивать» потонет или износится, настанет конец всей технике Мира Реки. Металлические инструменты и оружие со временем тоже износятся, и хорошо, если у жителей долины останутся каменные орудия. Вся планета вернется в деревянный век.
То, что рассказал Паркер о Подебраде, конечно, интересно. Виновна Нова Бохемуйо в разрыве линии или нет, Подебрад определенно был агентом или этиком. Лишь будучи одним из них мог он знать, где залегают металлы. Или что попытки подключиться к линии чреваты катастрофой.
Но Подебрад, или как там его звали по-настоящему, умер.
Кто знает, может он-то и был Иксом?
Услышав позади знакомый голос, Бёртон обернулся. Его догнал Герман Геринг, сильно похудевший, хотя и прежде был худ, с мрачным выражением на широком лице и с темными кругами под глазами.
— Синьоро Бёртон!
— Хотите сопровождать меня? Но почему?
— По той же причине, которая движет вами. Мне необходимо знать, почему у нас все разладил ось.’Я всегда хотел это знать, но мне казалось, что гораздо важнее поднять этический уровень наших ка. А теперь… не знаю. Нет, знаю! Кроме веры, мы должны обладать и знанием. То есть… только вера может поддержать нас, если мы чего-то не знаем. Но теперь… быть может, мы сумеем узнать?
— А что думает об этом Ла Виро?
— Мы с ним поссорились — не думал я, что такое возможно. Он настаивает, чтобы я отплыл вниз по Реке. Сам он намерен доплыть до устья, хотя бы на это ушло триста лет, и все это время проповедовать. Хочет восстановить пошатнувшуюся веру…