Миры Клиффорда Саймака. Книга 2
Шрифт:
В коровнике было прохладно и темно, но он больше всего напоминал ему дом. Стойла были пусты, между балками висела паутина, в которой запутались соломинки, но до сих пор ощущался острый запах животных.
По приставленной доске он поднялся на чердак. Из-под ног с писком метнулись мыши. Мешки для зерна лежали стопкой, чтобы не загромождать проход, на крючке висела рваная упряжь, и тут в конце прохода он увидел предмет, который буквально приковал его к месту.
Это был детский волчок, помятый и выцветший детский волчок. Но он помнил его блестящим и ярким. Когда он пускал
Он поднял с пола этот старый кусок металла и с неожиданной нежностью сжал его в ладонях. Волчок был частью его прошлого, немой и лишенный смысла для всякого, кроме того мальчугана, каким он был когда-то.
Волчок был расписан цветными полосками, свивавшимися в спираль, и стоило его запустить, как они сходились в одной точке, — полоска бежала и исчезала, за ней исчезала другая, потом третья.
Он мог часами смотреть, как появляются и исчезают полоски, пытаясь понять, куда же они уходят. Ведь должны же они были куда-то уходить. Не могли они быть здесь в эту секунду и исчезнуть в следующую. Они должны были куда-то уходить!
И они действительно куда-то уходили!
Теперь он вспомнил.
Держа этот старый волчок в руках, он вернулся в один из дней своего детства, словно и не было долгих последующих лет.
За полосками можно было последовать, уйти туда, куда уходили они, но для этого надо было быть совсем юным и иметь богатое воображение.
Место походило на сказочную страну, хотя и выглядело слишком реальным, чтобы действительно оказаться ею. Там была аллея, словно сотканная из стеклянных нитей; там были птицы и цветы, деревья и бабочки. Он сорвал цветок и, крепко сжимая его в руке, двинулся по аллее. Он увидел небольшой домик, приютившийся среди кустов, испугавшись, попятился назад и вдруг очутился снова дома — волчок валялся на полу, но в руке у него был зажат цветок.
Он пошел к матери и все рассказал ей. Она вырвала цветок из его руки, словно испугалась. Ее можно было понять — на дворе стояла зима.
Отец расспросил его обо всем, взял волчок и ушел с ним, а на следующий день, когда он захотел поиграть с любимой игрушкой, ему не удалось ее отыскать. И еще долго он втихомолку оплакивал потерю.
И вот волчок, старый выцветший волчок, снова оказался у него в руках, и, хотя от ярких красок не осталось и следа, это был волчок его детства.
Он спустился с чердака, с нежностью прижимая к груди свою старую игрушку, подальше унося ее от этого неуютного места, где она пробыла так долго.
Забвенье, решил он, но это было нечто большее — блокировка памяти, которая заставила его забыть и волчок, и путешествие в сказочную страну. Долгие годы он не вспоминал о них и даже не знал, что воспоминание хранится в его памяти. Но теперь вместе с волчком вернулось и воспоминание о том дне, когда он последовал за цветной спиралью и оказался в сказочной стране.
Глава 20
Он решил, что не будет останавливаться у дома Престонов. Только медленно проедет мимо и посмотрит на него. Он уже заглянул в пустую раковину
Нет, он не остановится у дома Престонов. Он медленно проедет мимо, бросит взгляд на дом, а потом наберет скорость и уедет, и их разделят многие мили.
«Я не остановлюсь», — говорил он себе.
Но все же остановился.
Он сидел в машине, смотрел на дом и вспоминал, как гордо тот выглядел и какая гордая семья жила в нем; и гордость ее была столь велика, что она не могла позволить себе породниться с местным парнем, уроженцем бедной фермы, на полях которой росла лишь чахлая пшеница.
Но дому не удалось сохранить свой гордый вид. Кто-то захлопнул ставни и набил сверху длинные доски, закрыв глаза гордому дому, осыпалась штукатурка с величественных колонн, облупилась краска со стен, брошенный кем-то камень разбил полукруглое окно над входной дверью. Осела ограда, двор зарос дикой травой, а красная кирпичная стена между оградой и верандой исчезла под буйной порослью диких вьюнков.
Он вылез из машины, миновал полуупавшую ограду и приблизился к веранде. Поднявшись по ступенькам, он увидел, что доски пола совсем сгнили.
Он остановился там, где когда-то они стояли вдвоем, где впервые поняли, как неистребима их любовь. Он хотел восстановить ощущение тех мгновений, но оно не вернулось. Прошло слишком много времени, миновало слишком много лет, но боль по-прежнему щемила грудь. Он пытался представить себе, как в ту ночь выглядели луга, поля, двор, на которые он смотрел с веранды, как лунный свет отражался от белых колонн, как дурманил тонкий запах роз, впитавших в себя жар солнца. Он помнил все, но не мог оживить и ощутить свои воспоминания.
Позади дома размещались конюшни, по-прежнему окрашенные в белый цвет, но теперь это не был белый цвет тех лет. За конюшнями и амбарами начинался спуск в ту долину, по которой они гуляли во время последней встречи.
Он помнил ту заветную долину с ее цветущими яблонями и пением жаворонков. Долина оказалась заколдованной в первый раз, но во второй чары ее развеялись. Может, на третий раз волшебство вернется.
Он убеждал себя, что сошел с ума и гонится за призраком, но ноги упрямо несли его вперед, мимо конюшен и амбаров, к спуску в долину. Однако прежде чем начать спускаться, он остановился и посмотрел вперед. Долина была не той заветной долиной, но он вспомнил ее, как вспомнил лунный свет на колоннах, — ведь долина, как и колонны, все так же оставалась на прежнем месте, и деревья росли там, где и прежде, и так же среди лугов змеился ручей.
Он хотел вернуться, но не смог — его неудержимо влекло вниз. Он увидел заросли диких яблонь, которые давно отцвели, и только жаворонки по-прежнему взлетали из-под ног прямо в небо.
Наконец он повернул назад. Все выглядело так же, как и во второй раз. Третье посещение ничем не отличалось от второго. Она и только она своим присутствием превращала обычную долину в волшебную. А может, чары существовали лишь в его воображении?
Два раза он попадал в колдовские сети, два раза в жизни он покидал родную землю.