Миры Пола Андерсона. Т. 14. Терранская Империя
Шрифт:
— Давай, — вяло согласился Аринниан.
— Не хочешь? — поддразнила она. — А я-то думала, ты предпочтешь ифрийскую резиденцию любому другому месту в городе.
В Гнезде была единственная в городе таверна для орнитоидов, в которой те почти не бывали.
— Мне кажется, этот кабак — дурное место, — нахмурился он. И поспешно добавил: — Для них. Я не такой уж чистоплюй.
— Однако ты не возражаешь, когда люди копируют ифриан. Так далеко не улетишь, сынок. — Она встала. — Заглянем в бар Гнезда, выпьем — может, там сидит кто из друзей или выступает хороший бард. А потом в танцевальный зал, а?
Его пульс забился
Он не раз слышал, как мускулистые олухи рассказывают о своих ночках с девушками-птицами — не столько хвастливо, сколько с уважением. Для него и таких, как он, женщины-птицы были товарками, сестрами. Но Табита так настойчиво подчеркивала, что оба они — люди…
Они доехали на такси до Гнезда, самого высокого здания в городе, и поднялись на крышу на гравилифте, поскольку никто не взял с собой летательное снаряжение. Открытый бар защищал от дождя прозрачный витриловый навес, через который на этой высоте звезды были видны, несмотря на электрическую свистопляску внизу. Моргана уже спускалась за низкий западный горизонт, но еще не серебрила реку и залив. На востоке громоздились грозовые тучи, и свежий ветер приносил оттуда рокот разрядов. Насекомые вились у неярких флюорошаров на столиках. Оживления не наблюдалось, несколько темных фигур сидело на высоких табуретах перед выпивкой или наркокурильницами, сновал робот-официант между столиками, и гудела стальная арфа в записи.
— Вот тоска, — сказала разочарованная Табита. — Ладно, посмотрим, нет ли тут знакомых.
Они пошли бродить по залу, и Аринниан вдруг воскликнул:
— Хой-а! Водан, экх-хирр.
Его чотовик вскинул глаза в явном замешательстве. Он сидел в обществе довольно общипанной особы, которая угрюмо уставилась на пришельцев.
— Доброго полета, — поздоровался Аринниан на планха; но ответ, хоть и непроизвольный, заставил его перейти на англик. — Не ожидал увидеть тебя здесь.
— Доброй посадки, — сказал Водан. — Мне надо явиться на корабль через несколько часов. Транспорт отправляется с базы на острове Халцион. Я прилетел пораньше, чтобы не быть застигнутым бурей; у нас рядом с домом прошли три смерча.
— Ты жаждешь боя, охотник, — сказала Табита самым изысканным образом.
«Это верно, — подумал Аринниан. — Он рвется в бой. Только вот… если уж он не мог до последней минуты остаться с Эйат, то он скорее должен был медитировать, летая под луной — или, на худой конец, пировать с друзьями…» Он представил Табиту.
Водан ткнул когтем в сторону своей спутницы, весьма неуважительно:
— Куэнна. — Та втянула голову и встопорщила перья, тщетно пытаясь изобразить независимость.
Аринниан не мог придумать предлога, чтобы уйти. Они с Табитой сели за столик, постаравшись устроиться поудобнее.
Когда к ним подъехал робот, они заказали густое, крепкое новоафриканское пиво.
— Как ветер дует? — спросила Табита, затянувшись трубкой.
— Хорошо — я бы желал для тебя такого же, — учтиво ответил Водан. И обратился к Аринниану с чуть наигранным, но тем не менее искренним
«Да. Эйат не раз говорила мне об этом».
— Сейчас мне дали короткий отпуск. Мой корабль требует мастерства. Я расскажу тебе о нем. Это новый торпедоносец, похожий на терранский «метеор» — красавец, стальное копье! Я был горд украсить его тремя золотыми звездами.
«Эйат» значит «три звезды».
Водан продолжал говорить. Аринниан взглянул на Табиту. Она и Куэнна смотрели друг другу в глаза. Перья ифрианки то топорщились, то опадали — даже он понимал этот немой язык.
«Да, дорогуша, длинная желтая пешеходка, я такая, какая есть, а кто ты, чтобы задирать передо мной свой и без того вздернутый нос? Кем еще могла я стать, если, как только выросла, поняла, что любовный жар приходит ко мне, стоит только подумать о нем — и значит, нет мне другого места во всей Вселенной? Да, да, все это я уже слышала: лечись, мол… Так вот, добрая ты душа, в чотах не любят больных, и я не прошу ни у кого помощи. У Куэнны свой курс, получше твоего — а ведь ты такая же, как я, так ведь, человечица?»
Табита подалась вперед, погладила тощую лапку, не боясь когтей, улыбнулась, глядя в покрасневшие глаза, и прошептала:
— Хорошей погоды тебе, девочка.
Пораженная Куэнна отпрянула. На мгновение показалось, что она бросится на девушку, и Аринниан потянулся к ножу. Но она сказала Водану:
— Уйдем-ка лучше.
— Не сейчас. — Ифрианин неплохо скрывал свое смущение. — Одним только тучам известно, когда я теперь увижу своего брата.
— Пошли, — тихо повторила она. Аринниан уловил легкий мускусный запах. Ифрианин за соседним столиком встопорщил гребень и повернул к ним голову.
Аринниан мог себе представить, чего сейчас хочется Водану: прогнать ее, обругать, ударить, только что не убить — ведь она безоружна. Но все это было бы уступкой — даже не традиции, а простым приличиям.
— Нам тоже пора — вот только допьем свое пиво, — сказал он. — Я рад, что встретил тебя. Попутного тебе ветра. — Водан испытал явное облегчение. Он вежливо попрощался и отлетел вместе с Куэнной. Город поглотил их.
Аринниан не знал, что сказать. Он был благодарен за то, что здесь так темно: лицо у него пылало. Он смотрел в сторону. Наконец Табита мягко сказала:
— Бедная пропащая душа.
— Кто, ночная летунья? — вдруг взорвался он. — Я таких и раньше знал. Дегенератки с преступными замашками. Счастье, если Водану не перережут горло в той грязной дыре, куда она его заведет. Я знаю, как это бывает. Он летал здесь одинокий, не зная, чем заняться — горец, который, может, и не видывал таких, как она. Она подвернулась, напустила феромонов, чтобы его возбудить — ух!
— Тебе-то какая печаль? Ну да, он твой друг, но не думаю, чтобы это жалкое существо было способно на что-то большее, чем выманить у него немножко денег. — Табита глотнула дым. — Знаешь, — сказала она, — это наглядный пример культурной отсталости ифриан. Человеческие идеи подействовали на них до определенной степени, и теперь они не умерщвляют тех, кто отклоняется от нормы. Но медицина у них на нуле — они не развивают ее ни ради реабилитации, ни ради простого милосердия. Когда-нибудь…