Миры Пола Андерсона. Т. 9. Три сердца и три льва. Буря в летнюю ночь
Шрифт:
— Ну так что же? — прогудел великан и опять беспокойно оглянулся на восток. Хольгера озарило.
— Он что, не переносит солнечных лучей? — шепотом спросил он.
— Не переносит, — кивнула Алианора. — Солнечный свет превратит его в камень.
— Вот-вот! — вмешался Хуги. — И если ты сумеешь голову ему заморочить до того, что его рассвет застанет здесь, то нам, глядишь, вдобавок и золотой мешок достанется.
— Я слышала, — возразила Алианора, — что их сокровища проклятые, а человека, который на них польстится, ждет неминуемая погибель. О Хольгер, уже через час он вынужден будет бежать от
— Я… попробую… — выдавил Хольгер и повернулся к нетерпеливо ерзающему великану. — Я буду состязаться с тобой, — объявил он.
— Три загадки! — прогрохотал гигант. — И свяжи деву, чтобы она не могла улететь. Быстрее!
Хольгер не мог не подчиниться. Но, накручивая веревку на тонкие руки, он шепнул:
— Ты легко сбросишь путы, если дело примет дурной оборот.
— Нет, нет, я не убегу. Ведь тогда он обрушится на тебя…
О черт!
Великан подбросил в костер несколько сучьев.
— Начнем, рыцарь. Думаю, тебе лестно будет узнать, что сегодня ты имеешь честь состязаться с тем, кому принадлежит титул Мастера загадок девяти последних турниров. — Взглянув на Алианору, он облизнулся. — Лакомый для нас обоих приз.
Хольгеру стоило большого труда сдержаться и не ответить на ухмылку этого гиппопотама ударом меча.
— Ладно, — сказал он. — Первая загадка. Почему курица переходит через дорогу?
— Что-о? — разинул рот великан. Его огромные зубы блестели, как брусчатка после дождя. — Ты спрашиваешь об этом меня???
— Отвечай.
— Но ведь это вопрос для детей! Разумеется, чтобы оказаться на другой стороне!
— Неправильно, — покачал головой Хольгер.
— Врешь! — Великан вскочил на ноги. Хольгер предостерегающе поднял меч.
— У этой загадки есть остроумный и абсолютно правильный ответ. И ты должен найти именно его.
— Такого я еще не слышал, — пожаловался великан. Однако снова опустился на корточки и погладил бороду своей грязной лапой. — Почему курица переходит через дорогу? Зачем же еще, если не для того, чтобы оказаться на другой стороне? Какой во всем этом аллегорический смысл? Поставим вопрос так: что такое курица? И что такое дорога? — Он закрыл глаза и стал медленно раскачиваться.
Алианора восторженно улыбнулась Хольгеру.
Время тянулось медленно, ужасающе медленно. Сияли ледяные звезды. Дул холодный ветер. Наконец великан открыл глаза. Свет костра заплясал в них двумя красными кляксами.
— Я нашел ответ, — объявил громоподобный голос. — Загадка эта подобна той, с помощью которой Тхази победил Гротнира пятьсот лет назад. Так вот, смертный, курица — это жизнь, которую она должна перейти с обочины рождения на обочину смерти. И хотя на дороге много опасностей — повозки войны и мира, ухабы труда и грязь греха, а в вышине кружит ястреб, имя которому — Сатана, но курица идет и переходит через дорогу. Она сама не знает, почему это делает, разве что поля на той стороне кажутся ей зеленее, чем на этой. Она переходит, потому что так суждено нам всем, — высокопарно и самодовольно закончил он.
— Нет, — сказал Хольгер.
— Не-е-ет??? — вновь вскочил великан.
— Тебе явно не хватает смекалки, — усмехнулся датчанин.
— Мне?! — оскорбленно взревел гигант, вызвав этим
— Потому что обходить ее слишком долго.
Повисло молчание, а потом великан разразился протестующими проклятиями. Так как единственной целью Хольгера было стремление выиграть время, его не слишком заботил вопрос о чистоте жанра. Еще полчаса они препирались по поводу понятий «загадка», «вопрос» и «ответ», и это тоже было ему на руку. Благословенны будьте, лекции по семантике! Один только пересказ теории значений Бертрана Рассела убил минут десять, не меньше.
В конце концов великан пожал плечами.
— Ладно, — зловеще произнес он. — Учти, что завтра ночью в случае чего я приду опять. Хотя в этом, может, и не окажется нужды. Давай свою вторую загадку!
Хольгер был готов:
— Ответь, что это такое: четыре ноги, желтые перья, живет в клетке, поет и весит четыреста килограммов?
Кулак великана ударил по земле так, что подпрыгнули камни. — Ты спрашиваешь о какой-то неслыханной химере! Это не загадка!
— Если загадка, — возразил Хольгер, — это вопрос, ответ на который можно найти путем логических рассуждений, то я задал тебе именно загадку. — Он украдкой взглянул на восток. Кажется, там чуть-чуть посветлело?
Великан фыркнул и погрузился в раздумья. Похоже, он не слишком сообразителен, подумал Хольгер. Датский школьник ответил бы за одну минуту, а этот бегемот будет думать часами. Великан раскачивался и бормотал себе под нос. Костер почти угас.
Хуги дернул Хольгера за штанину.
— Не забудь о золоте, — жадно прошептал он.
— И о том проклятье, которое на нем, — добавила Алианора.
Внезапно великан ожил.
— Готово, — прогромыхал он, потирая руки. — Я нашел ответ на твою загадку. Это две двухсоткилограммовые канарейки!
Хольгер чертыхнулся. Но всякий раз выигрывать невозможно.
— Отлично, Соломон. Третья загадка.
— Не называй меня Соломон. Баламорг — вот мое имя. Это грозное имя, и его навсегда запомнили вдовы и сироты и разнесенные мною в щепки бастионы. Называй меня моим именем.
— Видишь ли, там, откуда я родом, Соломон — это обращение, исполненное уважения. Поэтому… — И Хольгер пустился в длинные нелепые комментарии, которые съели еще минут десять бесконечного времени.
Но Баламорг решительно оборвал его:
— Последняя загадка! И поспеши, а то я без жалости раздавлю тебя!
— Ладно, ладно, горячиться не стоит. Скажи мне, что это такое: зеленого цвета, с колесом, растет возле дома.
У великана отвисла челюсть.
— Хо! Как?
Хольгер повторил.
— Какого дома? — уточнил гигант.
— Любого.
— Значит, растет? Вопрос о фантастических деревьях, на которых колеса растут, как плоды, нельзя считать настоящей загадкой!
Хольгер уселся и демонстративно принялся чистить ногти концом ножа. Ему пришло в голову, что горящий магниевый стилет может оказаться так же опасен для великана, как свет солнца. А может и не оказаться. Однако, если дело дойдет до битвы, не стоит забывать про Пылающее Лезвие. Он заметил, что силуэт великана, несмотря на то, что костер почти догорел, стал виден гораздо отчетливее.