Миры Роберта Хайнлайна. Книга 20
Шрифт:
А наш остальной багаж? Следуя основному принципу – прежде всего подумать о спасении собственной шеи, мы от него отказались. Он бы мог привлечь к нам внимание подобно звуковому сигналу. Ведь шрайнеры, совершая однодневную экскурсию на Голден Рул, никак не могли быть обременены тяжелым багажом! А маленький чемодан Гвен, да еще упакованный у Мейси, вполне мог сойти за обычные покупки шрайнеров в местных магазинах. То же относится и к маленькому деревцу: такой диковиной вполне мог увлечься какой-нибудь чудак-турист. Но все остальное мы волей-неволей должны были бросить.
Ну конечно, когда-нибудь, при соблюдении достаточных
Справедливость его урока я вновь остро осознал, пересекая зал ожидания: там совсем близко от нас находился Шеф Франко! Он, по всей видимости, не уделил нам особого внимания, а я постарался не уделить внимания ему. Франко был занят тем, чтобы подплыть поближе к группе своих прихвостней, заблокировавших вход в пассажирский туннель. Он усердно подгребал к ним, в то время как я тянул свое маленькое семейство к спасительному выходу из зала. И дотянул-таки, и вылетел в дверь, ведущую к Рентал Роу, и она захлопнулась за нами! И тогда я вздохнул и постарался возвратить на место свой подступивший к самому горлу желудок.
В офисе «Баджет джетс» мы отыскали мистера Доквейлера, сидевшего за столом и пристегнутого ремнями. Он курил сигару, погрузившись в изучение издаваемой на Луне сводки о ежедневных гонках.
Доквейлер бросил на нас взгляд и произнес:
– Сожалею, друзья, но мне нечего сдать вам в аренду или продать.
Ровным счетом ничего: даже помела ведьмы нет!
Тут я вспомнил, кто я есть – сенатор Ричард Джонсон, представляющий «Огромный развивающийся синдикат нюхальщиков сассафраса», одну из самых важных шахер-махерских корпораций Гааги! – и голос сенатора прогремел из моих уст:
– Послушай, сынок, перед тобой сенатор Джонсон! Полагаю, что кем-то из моей обслуги еще сегодня днем зарезервирован транспорт у «Хэншоу Сьюперб», не так ли?
– О! Рад встрече с вами, сенатор! – Он поспешно засунул газетенку в зажим за столом и отстегнул ремни сиденья. – Да, да, у меня есть ваша бронь. Но не у «Сьюперба», а у «Вольво»…
– Как? Я же четко велел этой девице… Ладно, не имеет значения.
Перепишите на «Сьюперб», пожалуйста!
– Если бы я мог, сэр! У меня ничего другого нет.
– Печально. Не могли бы вы тогда посовещаться со своими коллегами и найти для меня…
– Сенатор, в Голден Руле нет ни одного свободного космокара. Мы все «Моррис Гарэдж», «Локхид-Фольксваген», «Гертц», «Интерплэнет» в течение последнего часа постоянно обмениваемся информацией. Ничегошеньки нет: ни машин, ни возможности кого-то подмазать!
Настало время показать себя философом, что я и сделал, пробурчав:
– Ну, ладно, придется мне довольствоваться «вольво», не так ли, сынок?
Сенатор вновь возмутился, когда увидел полный счет за то, что оказалось изрядно потрепанным космокаром. Он резко указал на грязные зольники и потребовал очистить их, но вскоре решил больше не собачиться, ибо терминал над головой Доквейлера снова заладил про Эймса и Новак.
Я важно произнес:
– Ну-с, давайте проверим вес и возможную «дельта v». Пора садиться в машину.
Для взвешивания в Бюро использовалась не центрифуга, а инерциометр новейшего образца, более быстродействующий и значительно менее дорогой. Я засомневался, насколько точны его показания.
Доквейлер водрузил всех нас вместе с пакетом-чемоданом, но без деревца, в решетчатую кабину, повелев втроем, обняв друг друга, образовать тесный круг с пакетом внутри, и запустил вибратор под эластичной подпоркой кабины. Нас трясло так, что чуть не выбило зубы. После этого он объявил, что наш общий вес составляет 213 килограммов, включая вес деревца, который он на глаз оценил примерно в два килограмма.
Спустя несколько минут мы уже разлеглись в креслах, и Доквейлер запечатал кормовую дверцу кара и внутреннюю шлюзовой камеры. Он не спросил у нас никаких удостоверений, туристических карточек, паспортов или космоводительских прав. Зато врученные ему девятнадцать тысяч крон пересчитал дважды. Плюс страховку. Плюс чаевые…
Я ввел показание «213,6 килограмма» в бортовой компьютер, после чего осмотрел приборный щиток. Указатель количества топлива стоял на отметке «полное», и все дурацкие лампочки светились зелеными огоньками. Я нажал кнопку «готовность» и подождал. В переговорном устройстве послышался голос Доквейлера:
– Счастливой посадки!
– Благодарю вас.
Воздух со свистом вырвался из шлюзовой камеры, мы вылетели и попали под яркие лучи солнца. Впереди простирался космопорт. Я установил шкалу прецессии [15] на поворот в сто восемьдесят градусов, и мы заскользили вперед, а Голден Рул проплыл мимо и оказался слева от нас. Впереди стал заметен идущий на посадку шаттл. Пока мы отчаливали, я не видел Луны, ее закрывал шаттл. Но вот в правом иллюминаторе она стала так отчетливо видна, словно до нее можно было дотронуться. Исключительно впечатляющее зрелище. Я почувствовал величие момента.
15.
Отклонение оси вращения гироскопа в космических аппаратах.
Те лживые убийцы-прохвосты остались позади, и мы вырвались из тесных пут сэтосовской деспотии. В первые годы жизни на Голден Руле я ее не ощущал, мне казалось, что я свободен и беззаботен. Но мне был преподан хороший урок. В монархиях шея обывателя навсегда затянута ошейником – это заставляет его держаться прямо…
Я сидел в кресле первого пилота. Гвен справа от меня, в кресле второго. Я поглядел на нее и вспомнил, что на глазу у меня все еще красуется дурацкая повязка. Нет, беру обратно эпитет «дурацкая», поскольку она, возможно, спасла мне жизнь. Я снял повязку и запихнул ее в карман.
Потом сдернул феску и, не найдя, куда ее пристроить, сунул за нагрудный ремень.
– Давай-ка посмотрим, в порядке ли мы в этой посудине, – сказал я.
– Не поздновато ли смотреть, Ричард?
– Я всегда проверяю исправность пристяжных ремней после взлета, – с достоинством ответил я. – Ведь я оптимист! У тебя сумка и большой пакет от Мейси. Они надежно закреплены?
– Пока еще нет. Если ты удержишь это суденышко на плаву, то я укреплю пакет в сетке.
Она принялась за дело.