Миры Роберта Хайнлайна. Книга 20
Шрифт:
Слишком долго я прожил в уютной безопасности. Но ничто не придает существованию такую остроту, как бегство во спасение жизни.
– Второй пилот!
– Есть второй пилот!
– А мы неплохо позабавились! Благодарю за то, что вышли за меня замуж.
– Вас поняла, дорогой капитан! Вас тоже!
Сомнений нет, сегодня мне определенно везло! Счастливое отклонение от расписания спасло нам жизнь. Шеф Франко сейчас наверняка проверяет каждого пассажира, входящего в восьмичасовой челнок, и ждет, когда у стойки зарегистрируются доктор Эймс и миссис Новак, – а мы уже захлопнули дверь снаружи. Но мало того, что нам повезло с расписанием – Госпожа Удача преподнесла нам на дорожку еще пару подарочков. Как? А вот как. С орбиты Голден Рул проще всего сесть на
Если же садиться, отклонившись вправо или влево от терминатора, потребуется сперва изменить курс, затем потратить дополнительную «дельта v» на тот самый дурацкий поворот под прямым углом, – и лишь потом вводить программу посадки. Быть может, ваш банковский счет и переживет такое расточительство, но космокар об этом не подозревает, и вы, скорее всего, застрянете на орбите без капли горючего, а под вами окажется лишь вакуум да скалы. Словом, не советую.
Ради спасения наших жизней я был бы рад сесть на любом пятачке Луны… но вот вам второй подарок Госпожи Удачи: нужный мне Гонконг Лунный находился сейчас как раз на линии терминатора, и нам предстояло провести на орбите всего час, дожидаясь момента, когда можно будет дать компьютеру команду на посадку. Чего еще я мог пожелать?
В этот момент мы пролетали над обратной стороной Луны, напоминающей рельефом спину аллигатора. Пилоты-любители не садятся на обратной стороне по двум причинам. Во-первых, горы – на невидимой стороне Луны они такие, что Альпы по сравнению с ними кажутся равнинами Канзаса. Во-вторых, поселения – там нет ничего, достойного упоминания, поэтому давайте скромно промолчим, ибо неосторожно сказанное слово может весьма рассердить жителей этих «недостойных упоминания» поселений.
Через сорок минут мы окажемся над Гонконгом Лунным, как раз одновременно с рассветом. К тому времени нам предстоит запросить разрешение на посадку и получить согласие диспетчера на управление последней, самой сложной стадией, – а затем уйти на последний двухчасовой виток с плавным снижением высоты. Тогда и наступит время передать управление посадкой лунному диспетчеру, но я пообещал себе, что заупрямлюсь и стану садиться на ручном управлении, – просто чтобы вспомнить прежние навыки. Когда я в последний раз совершал безвоздушную посадку? Кажется, на Каллисто? В каком же году? Ох, и давненько это было!
В двадцать двенадцать мы прошли над северным полюсом Луны и увидели восход Земли – захватывающее зрелище, сколько его ни наблюдай. Мать-Земля находилась в половине фазы (поскольку мы летели над терминатором Луны), со светлой половинкой слева от нас. После летнего солнцестояния прошло лишь несколько дней, и северная полярная шапка подставляла солнцу ослепительно сверкающую макушку. Но и Северная Америка, почти вся, кроме кусочка западного побережья Мексики, накрытая одеялом облачности, сверкала ненамного слабее.
До меня неожиданно дошло, что я смотрю, затаив дыхание, а Гвен крепко сжимает мою руку. Я едва не забыл, что пора связаться с диспетчерской Гонконга Лунного.
– «Вольво» Би-Джей-семнадцать вызывает диспетчерскую ГКЛ. Вы меня слышите?
– Би-Джей-семнадцатый, вас слышим. Говорите.
– Прошу разрешения на посадку в двадцать два семнадцать сорок восемь.
Посадка на ручном управлении с наземной подстраховкой из ГКЛ. Я вылетел из Голден Рула и продолжаю находиться на его орбите примерно в шести километрах западнее. Прием.
– «Вольво» Би-Джей-семнадцатый. Разрешаем посадку в Гонконге Лунном в двадцать два семнадцать сорок восемь. Не позднее двадцати одного сорока пяти переключитесь на тринадцатый спутниковый канал и будьте готовы передать нам управление посадкой. Предупреждаем: на этой орбите вы должны начать стандартную программу снижения в двадцать один ноль шесть девятнадцать и точно ей следовать. Если в момент передачи управления посадкой ГКЛ ваш вектор будет отличаться от расчетного на три процента, а высота на четыре километра, возможен неуверенный прием управляющего радиолуча. Конец связи.
– Вас понял, конец связи, – отозвался я и добавил, выключив микрофон:
– Готов поспорить, вам и в голову не пришло, что вы говорили с капитаном Полночь, лучшим пилотом Солнечной системы.
Наверное, я только думал, что выключил микрофон, потому что услышал в ответ:
– А я капитан Геморройная Шишка, самый занудный диспетчер на Луне.
Придется вам поставить мне бутылку «гленливета» [16] , когда я вас посажу. Если, конечно, посажу.
Я проверил выключатель микрофона – он вроде был исправен – и решил не отзываться. И так все знают, что телепатия лучше всего работает в вакууме… но должен же простой парень вроде меня как-то защищаться от суперменов. (Да, есть простой способ – знать, когда следует помалкивать.) Я поставил будильник на двадцать один час, развернул нос космокара к Луне и весь следующий час наслаждался полетом, держа Гвен за руку. Впереди (и под нами) проплывали невероятные лунные горы, выше и острее Гималаев, к тому же трагически одинокие. Тишину нарушали лишь негромкий шелест компьютера, попыхивание очистителя воздуха да равномерное и немного раздражающее сопение Билла. Ни мне, ни Гвен разговаривать не хотелось.
16.
Сорт шотландского виски.
Судьба подарила нам сладостный перерыв, спокойный, как вода в старой мельничной запруде.
– Ричард! Проснись!
– Что? Я не спал.
– Да, дорогой. Уже больше девяти.
Черт, верно – уже минута с чем-то десятого. Почему не сработал будильник? Ладно, неважно, у меня пять минут с секундами убедиться, что мы ввели правильную программу посадки. Я включил управление прецессией, собираясь развернуть корабль кормой назад – так садиться легче всего, хотя с тем же успехом я мог спускаться «спиной» вперед. Или повернувшись к Луне боком. Корабль может лететь как угодно, но сопло двигателя должно быть направлено против направления движения, чтобы тормозить при посадке, то есть «назад» для пилота. (Мне больше всего по душе, если горизонт расположен «правильно», когда я пристегнут в кресле; вот почему я предпочел развернуть космокар кормой назад.) Ощутив, как «вольво» стал разворачиваться, я запросил компьютер, готов ли он начать выполнять программу посадки, пользуясь стандартными командами, перечисленными на прикрепленной к его корпусу табличке.
Он не ответил. Пустой экран. Ни звука.
Я в энергичных выражениях вспомнил предков этого компьютера. Гвен спросила:
– А ты нажал кнопку «исполнять»?
– Разумеется, – буркнул я и нажал ее опять.
Тут же засветился экран, а динамик гаркнул так громко, что у меня заломило зубы:
– Как вы произносите слово «комфорт»? Сегодня каждый мудрый житель Луны – слишком много работающий, перебравший стимуляторов и живущий в постоянном стрессе – произносит его К, О, М, Ф, И, С, то есть «комфис», рекомендованный терапевтами для уменьшения кислотности, против кишечных колик, язвы желудка и просто от боли в животе. «Комфис»! Он способен на большее! Смело положитесь на фирму «Тигровый бальзам», выпускающую КОМФИС!
Он способен на большее! Спросите вашего терапевта.
Затем какие-то визгливые недоумки запели о восхитительных достоинствах «комфиса».
– Этот гроб с электроникой не выключается!
– Ударь по нему.
– Чего?
– Врежь ему, Ричард.
Логики в ее совете я не увидел, но поскольку он совпал с моими эмоциональными потребностями, я отвесил компьютеру солидный шлепок. Он продолжал нести всякий бред о достоинствах питьевой соды, которую вам пытались всучить втридорога.