Миры Роберта Хайнлайна. Книга 5
Шрифт:
Я только кончил репетировать речь, в которой благодарил за оказанную мне честь быть принятым в Гнездо Кккаха, речь по своему духу несколько похожую на ту, что произносит еврейский ортодоксальный юноша, принимая на себя обязанности мужчины, только более стройную и столь же не подлежащую изменениям, как и монолог Гамлета. Я прочел ее со свойственными Бонфорту ошибками в произношении, сопровождая чтение типичным для Бонфорта лицевым тиком.
Кончил и спросил:
— Ну как?
— Вполне удовлетворительно, — серьезно ответила Пенни.
— Спасибо, Кудрявенькая. — Это было прозвище, заимствованное с катушек с записями языковых уроков Бонфорта. Так он называл Пенни, когда приходил в хорошее расположение духа. Применение его в данном контексте было вполне оправданно.
— Не смейте меня так называть!
Я взглянул на нее в полном изумлении и ответил, все еще не выходя из образа:
— Что с тобой, Пенни, детка?
— И так тоже не смейте! Вы… обманщик! Фальшивка! Жалкий актеришка! — Она вскочила и опрометью кинулась прочь, что в наших условиях означало — до двери, и остановилась там, спиной ко мне, закрывая лицо руками и сотрясаясь от рыданий.
Я сделал огромное усилие, чтобы выйти из образа — втянул живот, разрешил моему собственному лицу проступить сквозь ставшую привычной маску и своим обычным голосом произнес:
— Мисс Рассел! — Она перестала плакать, резко обернулась, посмотрела на меня, и рот ее раскрылся от удивленья. Я добавил, продолжая оставаться самим собой: — Подойдите ко мне и сядьте.
Сначала мне показалось, что она не подчинится, но потом она, видимо, передумала, медленно вернулась к стулу и села, сложив руки на коленях и сохраняя выражение лица маленькой девочки, решившей упрямиться до самого конца.
Я дал ей успокоиться, потом сказал:
— Да, мисс Рассел, я действительно актер. Но разве это причина, чтобы оскорблять меня?
Ее лицо по-прежнему выражало лишь упрямство.
— Как актер я здесь нахожусь для того, чтобы выполнить определенную актерскую работу. И вам прекрасно известно — какую. Вы знаете также, что меня завлекли в это дело обманом, это ведь не та работа, за которую я взялся бы с открытыми глазами, даже если бы был смертельно пьян. Я ненавижу эту работу, ненавижу куда сильнее, чем вы ненавидите меня за то, что я ее исполняю, ибо невзирая на жизнерадостные заверения капитана Бродбента, я вовсе не уверен, что выйду из этого переплета с неповрежденной шкурой, а я ею ужасно дорожу — ведь она у меня одна. Но разве это основание, чтобы делать мою работу еще более тяжелой, чем она есть на самом деле? — Она что-то пробурчала. Я резко прикрикнул: — Отвечайте!
— Это нечестно! Это непорядочно!
Я вздохнул.
— Безусловно. Более того, это почти невероятно, особенно без всемерной поддержки всех остальных членов нашей труппы. Поэтому позовите сюда капитана Бродбента и скажите ему. И пусть все идет к чертям!
Она подняла глаза и сказала:
— О нет! Этого делать ни в коем случае нельзя!
— Это почему же? Гораздо лучше все бросить на нынешней стадии, чем довести дело до позорного провала у всех на глазах. Я, согласитесь, не могу выступать в таких условиях.
— Но… но… мы же должны… наконец, это просто необходимо…
— А почему необходимо, мисс Рассел? Из политических соображений? Так я совершенно равнодушен к политике и сомневаюсь, что вы питаете к ней такой уж глубокий интерес. Так зачем же тянуть?
— Потому что… потому что он… — Она замолчала, не в силах продолжать и задыхаясь от слез.
Я встал, обошел ее сзади и положил ей руку на плечо.
— Я понимаю. Потому что, если мы этого не сделаем, что-то, над чем он трудился долгие годы, рухнет и превратится в прах. Потому что он не в состоянии сделать этого сам, и его друзья пытаются прикрыть его и сделать это за него. Потому что его друзья верны ему. Потому что вы самиверны ему. И тем не менее вам неприятно видеть другого человека на том месте, которое по праву принадлежит только ему. Кроме того, вы наполовину потеряли голову от горя и беспокойства за его жизнь. Разве не так?
— Так.
Я еле разобрал сказанное слово. Взял ее за подбородок и поднял лицо.
— Я знаю, почему вам так тяжело видеть меня на его месте. Вы любите мистера Бонфорта. Но и я изо всех сил стараюсь помочь ему. Будь оно все проклято, женщина! Вы что же, хотите сделать мое положение в шесть раз хуже, обращаясь со мной, как с дерьмом?
Это ее шокировало! В какое-то мгновение мне показалось, что я сейчас схлопочу по физиономии. Потом она тихо сказала:
— Я сожалею… я очень сожалею… больше это не повторится…
Я отпустил ее подбородок и деловито произнес:
— Тогда за работу.
Она не сдвинулась с места.
— Вы можете простить меня?
— Что? Тут нечего прощать, Пенни. Вы поступали так, потому что любите его и потому что встревожены. Ну, а теперь за работу. Я должен быть уверен в каждой букве, а нам остались какие-то жалкие часы…
Я снова вошел в образ.
Она взяла кассету и вновь запустила проектор. Я еще раз просмотрел пленку и опять произнес монолог, не включая звук и синхронизируя свою речь с движением его губ. Пенни смотрела, переводя взгляд с его лица на мое, и ее черты выражали только смятение.
Мы кончили, и я выключил проектор.
— Ну как?
— Великолепно.
Я улыбнулся его улыбкой:
— Спасибо, Кудрявенькая.
— Не за что… мистер Бонфорт.
Двумя часами позже мы встретились с «Риском».
Дак привел Роджера Клифтона и Билла Корпсмена в мою каюту сразу же после того, как их переправили с «Риска». Оба уже были мне знакомы по видеозаписи.
Я встал и сказал:
— Привет, Родж. Рад вас видеть, Билл. — Голос мой был приветлив и обычен. На том уровне отношений, которые их связывали, быстрый перелет к Земле и обратно означал лишь кратковременную отлучку и не более того. Я прохромал вперед и протянул руку. Ускорение было меньше нормального, корабль переходил на орбиту поближе к Марсу.
Клифтон бросил на меня быстрый взгляд и подыграл мне. Он вынул изо рта сигару и тихо произнес:
— Привет, Шеф.
(Это был маленький человечек, лысый, средних лет, похожий одновременно и на адвоката, и на заядлого игрока в покер.)
— Что-нибудь произошло, пока меня не было?
— Нет, все как обычно. Папку с делами я передал Пенни.
— Отлично. — Я повернулся к Биллу Корпсмену и тоже протянул руку.
Он ее не принял. Вместо этого подбоченился, оглядел меня с головы до ног и присвистнул.