Миры Роджера Желязны. Том 13
Шрифт:
— И да и нет, — сказал он.
— Обожаю такие ясные ответы.
— Я не знаю, что для вас является нормой, — отпарировал он.
— Есть какие-нибудь прямые указания на мозговую травму?
— Не могу утверждать однозначно. Если вы расскажете мне, что с вами случилось и почему вас вдруг заинтересовала ваша энцефалограмма, тогда, возможно, мне будет легче…
— Кончайте, — сказал я. — Дайте сюда запись и пришлите чек.
— Вы беспокоите меня как пациент.
— Разве вы установили, что произошли какие-то патологические изменения?
— Не совсем… Но ответьте, если возможно, на такой вопрос: вы страдаете эпилепсией? Был ли у вас недавно припадок?
— Насколько я знаю, нет. А в чем дело?
— В вашей энцефалограмме есть отклонения, которые бывают при некоторых формах эпилепсии через несколько дней после припадка.
— Может ли удар по голове привести к такой же картине?
— Это крайне маловероятно.
— А что еще вызывает подобные явления?
— Электрический шок, глазная травма.
— Стоп, — сказал я и снял очки. — Насчет глазной травмы. Посмотрите-ка на мои глаза.
— Я, видите ли, не офтальмо… — начал он, но я прервал его:
— Мои глаза не выносят обычного света. Если бы я потерял очки и находился на ярком свету в течение трех-четырех дней, могло бы это привести к такому же эффекту?
— Может быть… — нерешительно начал он. — Да, пожалуй.
— Мне кажется, вы хотели еще что-то добавить?
— Я не уверен. Стоит еще раз снять энцефалограмму… Знай я, что с вами произошло, мне было бы легче сделать окончательные выводы.
— Извините, — сказал я. — Мне нужна запись сейчас.
Он разочарованно вздохнул и отвернулся.
— Хорошо, мистер Смит.
Проклиная злого гения горы, я вышел из больницы с записью моих альфа-волн в качестве талисмана. Мысленно я бродил в джунглях памяти в поисках призрачного меча в столбе дыма.
В Лодже меня уже караулили Лэннинг и журналисты.
— На что это было похоже? — спросил один из репортеров.
— Что вы имеете в виду?
— Гора. Вы ведь были на ней, не так ли?
— Нет комментариев.
— Как высоко вы поднялись?
— Нет комментариев.
— Что о ней можно сказать по сравнению с пиком Касла?
— Нет комментариев.
— У вас возникали сложности?
— Ответ тот же. Извините, мне нужно принять душ.
Генри последовал за мной в номер. Репортеры попытались было повторить его маневр, но я успел захлопнуть перед ними дверь.
Когда я побрился, вымылся и сел в кресло с бокалом и сигаретой в руках, Лэннинг задал свой любимый вопрос:
— Ну?
Я кивнул.
— Проблемы? Я опять кивнул.
— Непреодолимые? Я немного подумал.
— Может быть, и нет.
Он подлил себе виски. Потом повторил вопрос:
— Ты рискнешь?
Я понимал, что это — дело решенное. И чувствовал, что, даже если все остальные откажутся, я пойду один.
— Пока не знаю, — ответил я.
— Почему же?
— Там что-то есть, — объяснил я, — и оно не хочет, чтобы мы туда поднимались.
— Там кто-то живет?
— Не уверен, что это подходящее слово… Он опустил бокал.
— Что, черт возьми, случилось?
— Мне угрожали. И на меня совершили нападение.
— Угрожали? С тобой говорили? По-английски? — Он отставил бокал в сторону — явное свидетельство того, как серьезно он отнесся к моим словам. — Напали? Как?
— Я послал за Доком, Келли, Стэном, Малларди и Винсетом. Только что получил от них ответ. Все прибудут сюда. Мигель и датчанин не смогут, они шлют свои сожаления. Когда мы соберемся вместе, я расскажу, что со мной произошло. Но сначала я хочу переговорить с Доком. Так что сиди тихо, не порти себе нервы и ни в коем случае не передавай мои слова газетчикам.
Он допил виски.
— Когда они все соберутся?
— Недели через четыре, пять, — я пожал плечами.
— Довольно долго…
— При нынешних обстоятельствах, — сказал я, — других вариантов у нас нет.
— И что же мы пока будем делать?
— Есть, пить и созерцать Серую Сестру.
Он опустил веки, кивнул и потянулся за бутылкой.
— Начнем?
Было поздно. Я стоял один в поле с бутылкой в руке. Лэннинг уже ушел спать; вершину окружали грозовые тучи. Где-то далеко шумела буря, холодный, пронзительный ветер непрерывно менял очертания облаков.
— Гора, — прошептал я. — Гора, ты велела мне уйти прочь.
Загрохотал гром.
— Но я не могу, — продолжал я, отхлебнув из бутылки. — Я приведу к тебе самых лучших, самых сильных… Мы поднимемся по твоим склонам и постоим под звездами на твоей вершине. Я должен это сделать… Просто потому, что ты существуешь на свете. Никаких других причин. Ничего личного… После паузы я добавил:
— Нет, это неправда. Я человек и должен покорять горы, доказывая, что я не умру, хотя все люди смертны… Я меньше, чем мне хотелось бы, Сестра, а ты можешь сделать меня чем-то большим. Так что, наверное, личное здесь тоже есть. Единственное, что я умею делать, — это покорять горы. Теперь ты осталась последней — вызов моему искусству, которому я учился всю жизнь… Может быть, дело в том, что смертный человек ближе всего к бессмертию, когда он принимает вызов, когда ему удается преодолеть опасность. Момент победы — момент спасения. Я так жаждал этих минут… И последний триумф должен быть самым долгим — так, чтобы его хватило до конца жизни.