Миры Роджера Желязны. Том 15
Шрифт:
Луи принял более низкую стойку. Подбородок Уингерта повернулся в прежнем направлении и тумбообразные ноги понесли его по проходу. Все было кончено в три удара: Луи нанес прямой левой и правой апперкот, оба попали в точку; Уингерт, не шелохнувшись, вытянул свою руку и ударил Луи тыльной стороной, как человек, сметающий со стола капусту.
Камень, или что-то другое, что было в руке надсмотрщика, попал в щеку под глазом. Из рассеченной щеки брызнула кровь. От удара шея свернулась на сторону. Сила удара была такова, что Луи полетел назад, через кровать, на колени одного из прикованных людей. Это движение так натянуло цепь, что вся левая сторона попадала, как домино.
Успокоив целый барак двумя ударами, Уингерт пошел к выходу. Он двигался по центральному проходу вперевалку, что было заметно со спины. Луи попытался подняться. Но когда он встал на колени, один из заключенных ударил его по затылку чубуком трубки, которая до того была тщательно спрятана между матрасом и сеткой кровати.
Луи Бреве упал вперед и потерял сознание.
— О мой бедный, мой милый! — Прохладные сухие пальцы прикасались к его лбу — единственному месту на лице, которое не опухло, не болело или не было забинтовано. Луи лежал на нормальной постели, в нормальной комнате с оштукатуренными стенами, расписанным потолком и толстым ковром, который поглощал звуки приходивших и уходивших докторов, медсестер и сиделок. Клэр с прохладными руками и массой золотых волос ухаживает за ним и притворяется, что его теперешнее состояние ужасно ее огорчает.
Однако скоро Луи почувствовал себя почти хорошо. Конечно, у него болело все — самая сильная боль была глубоко в гортани, — но голова была ясной. В членах не было той свинцовой тяжести, которой всегда сопровождалось похмелье. Может быть, это из-за того, что ему давали лекарства.
— Где я был? — Собственный голос дошел до его ушей, приглушенный бинтами вокруг рта. Ему показалось, что нескольких зубов не хватает.
— Ты дома, дорогой.
— Это не Уиндемер.
— Конечно, нет. Это моя комната в отеле. Я и не подумаю вернуть тебя назад на плантацию к этой женщине.
Но где я был?
— Несчастный случай. Прошлой ночью. Лошади понесли, как говорит твой возница, такой трус, — и перевернули коляску. Трое из них сильно пострадали, и их пришлось прирезать.
— Это не было дорожное происшествие, Клэр.
— Но… так все говорят.
— Они ошибаются. Который час?
— Начало десятого.
Он изогнул шею, чтобы посмотреть в окно, но оно было завешено тяжелым зеленым бархатом.
— Утра или вечера?
— Вечера. Ты проспал весь день, мой бедный.
— Утром я проснулся в странном месте, в комнате, обитой сосновыми досками где-то в районе болот. Я находился среди бандитов в цепях, хотя и был свободен. Когда я позвал, чтобы кто-нибудь помог мне, вошел громадный мужчина и ударил меня. Я дважды попал по нему, но он уложил меня с одного удара. И вот я здесь.
— Какой ужасный сон тебе приснился!
— Это был не сон, Клэр.
— Что за бред ты несешь, — холодно сказала она. — Люди могут сказать, что твой рассудок поврежден в результате несчастного случая и пьянства.
— А не ты ли это сделала? Поместила меня среди бандюг, показала мне, насколько я пал — или могу пасть?
Она посмотрела на него сузившимися глазами. Когда она так смотрела, ее лицо замыкалось, и Луи знал, что она удалялась от него на миллион миль, ожидая, что он скажет что-нибудь непростительное.
Луи задержал дыхание и осознал, насколько хорошо он себя чувствует.
Это случилось в следующее воскресенье, когда он со своей женой Анжеликой сидел на мессе. Пока священник монотонно пел свою латынь, Дух Святой снизошел на Луи Бреве и уже никогда в земной жизни не покидал его.
— Господь — мой пастырь, — прошептал Луи, челюсть его еще болела. — Он хранит меня, как хранил пасхального агнца иудеев…
Анжелика повернулась к нему с шиканьем, готовым сорваться с ее губ. Она остановилась, увидев блеск в его глазах.
— Как хранил живую кровь Сына Своего, — голос Луи стал громче, — так Он направляет меня и распространяет подобно свету. Он возвышает мою душу и растворяет ее в солнечных лучах.
К нему начали поворачиваться головы соседей с гневом или смущением на лицах.
— Он возвышает меня, как Пророка, и низвергает в адское пламя, как низверг он Князя Воздуха.
Маленькая ручка Анжелики сжала его локоть. Ее пальцы впились в его мускулы, пытаясь причинить боль, но не сумели.
Луи встал, ведомый только Духом, и заговорил громче.
— Но Он снова возвысит меня, Меч Господен поднят высоко…
— О, замолчи же! — взвыла Анжелика и затолкала его в неф, где он остановился. Затем, будто проснувшись, неуклюже преклонил колени, повернулся и медленно пошел к выходу.
Среди шума голосов вокруг него он явственно расслышал два слова: «Опять пьян». Но он не был пьян.
Жара и духота под тентом давили словно атмосфера перед грозой. Напряжение в воздухе порождало нетерпеливое ожидание чего-то — пусть даже исполнения пророчеств о близком конце, лишь бы избавиться от чувства неопределенности.
Частично напряжение исходило от укротителей змей. Текучее движение их раскачивающихся тел, все убыстряющийся танец блестящих от масла рук наэлектризовали толпу до предела. Напряжение должно было прорваться. И оно прорвалось.
— Я была неверна мужу…
— Я хотел украсть лошадь соседа…
— Я избивал свою жену…
— Я был пьяницей, — слова вырвались из горла Луи Бреве. — Вино для меня было другом, сначала добрым и ласковым. Затем оно стало господином, приказывающим и награждающим. В конце концов оно превратилось в дьявола, издевающегося надо мной и толкающего к дальнейшим безрассудствам.
— Аминь.
— Я был богатым человеком из семейства, известного в этих местах. Моим лекарством были хорошее вино и бренди, привозимые из Франции. Я растратил золотые монеты и любовь порядочной женщины на эти вина. И после этого любое вино стало хорошо для меня.