Миры Роджера Желязны. Том 15
Шрифт:
— Да, возможно, сэр. Но мне не хотелось бы ставить вашу жизнь, или свою, в зависимость от таких предположений.
— Все равно надо выбирать, рядовой. Поскольку нам ничего больше не остается, пойдем по среднему.
— Как скажете, сэр.
Бушон опять пополз. Так они продвинулись на пятнадцать или двадцать метров. Тут пол опять становился горизонтальным. Было ли это на уровне деревянной двери — там, где боковой лаз отходил от главного туннеля? Кортней прикинул расстояние, но в темноте все это было очень субъективно. Он постарался убедить себя, что выбор был неправильным и надо повернуть обратно к тройной развилке. Но когда туннель пошел вниз, он уже знал, что ошибается.
— Послушайте, рядовой…
И тут Бушон исчез прямо перед Кортнеем. Какие-то мгновения его ботинки и колени скреблись по твердой земле, затем все исчезло. Раздалось только изумленное мычание и потом — долгих две секунды спустя — тяжелый звук падения.
— Рядовой! Бушон!
Кортней включил свой фонарь и осмотрел пол туннеля перед собой. Круглое черное отверстие занимало весь пол от стены до стены. Он склонился над отверстием и посветил вниз. Короткая вертикальная шахта быстро переходила в широкое открытое пространство. Далеко внизу, там, где луч становился совсем рассеянным, виднелись зеленые армейские ботинки. Он повел луч вдоль неестественно изогнутой ноги, разглядел неподвижный торс.
— Бушон!
— Здесь, лейтенант. Лучше не кричать. Я нахожусь в каком-то помещении, подо мной что-то вроде стола или платформы.
— Можешь встать?
— Только не на эту ногу.
— У меня есть веревка. Я могу тебе бросить, но ее не к чему привязать. Там нет ничего, что можно было бы перебросить через дырку? Ножка стула? Какая-нибудь доска? Ну что-нибудь?
Луч фонарика Бушона начал шарить вокруг. Глядя в шахту, Кортней мог видеть только короткий отрезок этого луча, то, что он освещал, оставалось скрытым.
— Ничего такого, сэр.
— Если ты откатишься в сторону, я спрыгну вниз и помогу тебе.
— Будет гораздо полезнее, сэр, если вы вернетесь к развилке, попробуете один из оставшихся туннелей и выберетесь на поверхность.
— Ерунда, я же не могу тебя бросить.
— Так ведь выбора нет, лейтенант. Даже если вы найдете доску, перебросите ее через отверстие и спуститесь, чтобы обвязать меня веревкой, вам все равно не удастся вытянуть меня наверх. Нет места для подъема и маневра.
— Я спущусь к тебе, и мы вместе найдем выход с того уровня, на котором находится это помещение.
— Здесь можно месяцами плутать, сэр.
— Это все твои домыслы.
— Ничего себе домыслы!
— Отползи в сторону. Я прыгаю.
Прежде чем рядовой успел возразить, Кортней спустил ноги в отверстие и спрыгнул.
Он слышал, как Бушон с резким выдохом отпрянул в сторону, чтобы Кортней не приземлился прямо на него. Стол, или что это там было, затрещал под ударом армейских подошв.
— Черт возьми!
Кортней посветил фонариком кругом. Бледно-зеленые стены, все в каких-то складках, словно ткань. На стенах блестящие точки, возможно, кнопки. И кругом что-то двигается, шевелится, словно какие-то бледные рыбы. Это руки. Руки, сжимающие приклады ружей и рукоятки ножей. И снова блеск, блеск множества глаз, устремленных на двух американцев.
Бушон со стоном поднялся и встал на здоровую ногу, чтобы прикрыть лейтенанта со спины. Кортней бросил взгляд через плечо. Человек стоял в борцовской позе, раздвинув руки, одну ногу согнув в колене, другую отставив в сторону. Кортик Бушона, очевидно, потерялся при падении, но сейчас в руке у него был смертоносный стилет с узким треугольным лезвием. Он держал его рукояткой вниз, острый кончик ножа был вздернут в поисках жертвы.
Кортней сжал свой кортик в левой руке, а правой достал пистолет.
— На этот раз не удастся уберечь меня от драки, а, рядовой?
— Видит Бог, я старался, сэр.
Выстрел Кортнея прозвучал оглушительно в закрытом пространстве.
Но ответный залп был еще громче.
Незадолго до второго антракта, около двух часов ночи, какой-то человек начал околачиваться у Гардена за спиной, барахтался в воде, разглядывал руки Тома на клавиатуре. К этому времени страсти в бассейне поостыли, выпивка расходилась вяло.
Человек, кажется, вообще не пил.
— Это трудно? — спросил он, понаблюдав за игрой Тома несколько минут.
— Что? — переспросил Гарден через плечо, не прерывая игры.
— Ну вот так играть с привязанными кистями.
— Приходится привязывать. Иначе они будут всплывать на поверхность. Нужно преодолевать сопротивление воды. А это сбивает с ритма.
— А как вы извлекаете высокие и низкие ноты?
— Ремешки скользят под клавиатурой вперед и назад. Понимаете?
— Да. Но вы же не можете отойти куда-нибудь или, скажем, задницу почесать, верно?
Гарден засмеялся:
— Да, сложновато.
— Хорошо.
И тут Том почувствовал острие ножа прямо над правой почкой. Оно вдавилось довольно глубоко, может быть, даже проткнуло кожу до крови.
— Как вы пронесли сюда оружие?
— А кто сказал, что у меня оружие?
— Что же там такое?
— Осколок стекла. Каждую ночь здесь разбивается множество стаканов, и осколки скапливаются в глубоком конце бассейна. Вы должны быть осторожны. Ведь и посетитель может порезаться.
— Или пианист.
— Хорошая мысль.
— Так чего вы хотите? Убить меня? Убить меня в другом месте?
— Я хочу, чтобы ты пошел со мной. Тихонечко. Как будто мы старые приятели. И помни, что я могу изуродовать тебя этим осколком стекла или голыми руками, если придется.
— Охотно верю.
— А теперь закругляйся.
Гарден довел мелодию до заключительных аккордов, отхлебнул содовой и поспешно проиграл финал. Никто в бассейне не заметил, как он скомкал песню. Когда он выключал клавонику, Тиффани взглянула на него от бара.